– А если ты меня не поймаешь?
– Если не поймаю, дам тебе тысячу.
– Ты оценил мою жизнь в тысячу евро? – прищуриваюсь я.
– Я не сказал тысячу чего. Это ты сразу же подумала о деньгах, – Каетано невозмутимо вскидывает одну бровь и вытаскивает руки из карманов. – Давай же, Ноа, чем дольше ты сидишь там, тем меньше времени у тебя остается на что бы ты ни задумала.
– Друзья зовут меня Эль! – бросаю я и прыгаю. Он ловит меня еще в воздухе. Крепко заключает в кольцо своих рук с проступившими венами и медленно опускает на землю.
– Но я тебе не друг, – невозмутимо замечает он. Я согласно киваю и отступаю на шаг. Собираюсь уйти, но он останавливает, мягко поймав за локоть.
– Ты плакала.
Мой рот озадаченно приоткрывается, но звук из него не идет.
– Почему?
Воспоминание о Ное проносится в мозгу короткой вспышкой. Я качаю головой, отгоняя предвестников тоски.
– Я… обиделась, что вас двое.
Что же, это почти честно.
– Мы с братом не стоим твоих слез, – тихо отвечает Каетано, заглядывая мне в глаза, – поняла?
В нем нет и тени дружелюбия Фабиана. Темно-карие глаза смотрят пытливо и серьезно. Прядки волос спадают на лоб, и он не беспокоится о том, чтобы их убрать.
– Не тебе решать, чего стоят мои слезы, – храбро заявляю я.
В этот момент из-за угла очень кстати выползает матово-красный кабриолет матери Лукаса. Карла, выставив за борт пассажирского сиденья стройные ноги в босоножках, отпивает брют прямо из горлышка.
Лавиной на нас обрушиваются типичные шутки про сладкую парочку, прежде чем я успеваю представить друзьям Каетано.
– Еще утром его звали Фабиан! – Карла поигрывает черными бровями и окидывает парня с головы до ног оценивающим взглядом.
– Это его брат-близнец, – коротко сообщаю я.
Каблук Карлы громко стукается о дверцу, а бутылка в руке дергается, от чего игристое брызгает Лукасу на макушку. Но он никак не реагирует, лишь взволнованно вглядывается в мое лицо.
– Дерьмо…
– Согласен, иногда я бы и сам не отказался существовать в единственном экземпляре, – качает головой Каетано. А мне хочется его ударить. Ударить так, чтобы выбить из головы эту дурь! Но вовремя вспоминаю, что он ничего не знает. Ни об одиночестве, ни о куске сердца, который отмирает в момент гибели близнеца.
– Не гневи Бога, дружок, – задумчиво бросает Карла и прикусывает губу. Взгляд из-под накрашенных ресниц сверлит татуировку на моем запястье, заставляя спрятать руку за спину. Повисает неловкое молчание, прежде чем Лукас приглашает Каетано присоединиться к нашей ночной вылазке.
Я уверена в его отказе, но Каетано, уточнив название пляжа, седлает мотоцикл и с рокотом уносится в темноту. Карла тут же перебирается на заднее сиденье ко мне и вручает бутылку. Я благодарно улыбаюсь и делаю три больших глотка. Лукас жмет на газ, и кабриолет срывается с места. Они не спрашивают, как я пережила встречу с близнецами. И так знают, что это был удар поддых. И дыхание мое восстановится далеко не сразу. Не нужно усугублять мое положение жалостью.
– Он такой красавчик! – Карла блаженно закатывает глаза, откинувшись на сиденье. – Как считаешь?
В ответ я протягиваю ей свою чистую руку запястьем вверх, и она тут же кладет на нее четыре пальца, чтобы проверить пульс. Это наш своего рода ритуал: когда эмоции не выразить словами, больно нам или хорошо, одна протягивает руку, вторая высчитывает пульс. И его частота порой отражает состояние лучше любого слова.
– Он тебе понравился! – выносит Карла свой вердикт.
– А я ему нет, – поджимаю губы я. – Он ведет себя так, будто делает одолжение своим вниманием. Фабиан улыбается за них обоих.