Я снова открываю почтовый ящик подруги, захожу в отправленные, но письма есть только ранние, ноябрьские: флирт с ее стороны, рассуждения о том, кто лучше писал песни, кто лучший барабанщик, какая группа самая переоцененная, какая самая недооцененная. А потом, перед каникулами, все это резко остановилось. Особого ума не надо, чтобы понять: они переспали. А затем он ее бросил.
Менее ясен пробел в сообщениях от Мэг. Мы с ней зимой особо не переписывались, но я уверена, что хоть что-то, да было. Я захожу в собственную почту, чтобы убедиться, что я это не нафантазировала, и в январе оказывается пусто, а за февраль сообщения от нее есть. А в ее отправленных – нет.
Странно. Она подцепила какой-то вирус, который сожрал почту за несколько недель? Или она их куда-то перенесла? Я начинаю рыться в других приложениях, хотя сама не знаю, чего ищу. Открываю календарь – в нем ничего нет. Проверяю корзину, на случай, если удаленные файлы попали туда. Там куча всего, но в основном какая-то ерунда. Есть одна безымянная папка. Я пробую ее открыть, но через корзину не получается. Перетащив ее на рабочий стол, я делаю еще одну попытку, но в этот раз компьютер сообщает мне, что файл закодирован. Испугавшись, что это может быть вирус и я испорчу комп, я снова бросаю его в корзину.
Всего полдесятого, а я опять еще ничего не ела, к тому же меня уже мучает жажда, но спускаться не хочется. Так что я раздеваюсь и ложусь в кровать Мэг с привидениями, потому что постель с ее запахом сейчас как раз то, что мне нужно. Я понимаю, что после этого наши запахи смешаются и ее станет менее выраженным, но это почему-то вдруг становится не важным. Ведь раньше всегда так и было.
На следующее утро я просыпаюсь от тихого стука в дверь. В незанавешенное окно светит яркое солнце. Я сажусь, в голове словно песок.
Снова раздается стук.
– Войдите, – хриплю я.
В дверях появляется Элис, опять с чашкой кофе – зерна наверняка собраны карликами из Никарагуа.
Я потираю глаза, беру кофе, издав стон благодарности.
– А сколько времени?
– Полдень.
– Полдень? Я четырнадцать часов проспала.
– Ага, – она осматривается. – Может, и не в Мэг дело было. Может, эта комната усыпляет, как маковое поле из «Волшебника из Страны Оз».
– В каком смысле?
– Она ужасно много спала. Почти все время. Если не тусовалась со своими «крутыми друзьями из Сиэтла», – тут Элис рисует кавычки в воздухе, – то спала.
– Мэг любит… то есть любила поспать. Много энергии потребляла. И сон ей нужен был для восстановления сил.
Элис смотрит на меня скептически.
– Я других таких людей не видела.
– Она в десятом классе переболела мононуклеозом, – объясняю я и тут же вспоминаю, насколько жуткий этот год выдался. Мэг большую часть учебного года пропустила, и месяцами ей пришлось заниматься самостоятельно, потому что она не могла подняться с кровати.
– И она с тех пор уставшая? – удивляется Элис.
– У нее был реально тяжелый случай. – Гарсиасы даже не разрешали мне ее навещать, чтобы я не заразилась.
– Больше похоже на вирус Эпштейна-Барра или типа того. – Элис садится на край кровати. – Я этого не знала. Я вообще не успела с ней как следует познакомиться.
– Ты вроде только недавно заселилась.
Она пожимает плечами.
– С другими-то познакомилась. И не думаю, что остальные ее прямо хорошо знали. Она была этакая одиночка.
Уж если человек Мэг нравился, то всерьез, а если нет… Дураков она не терпела.