— Да в чем дело, мать твою? — подорвавшись с дивана, на который он меня швырнул без зазрения совести, ору до боли в горле. — Ты можешь объяснить свое припадочное поведение? Потому я ни хрена тебя не понимаю и… боюсь, — заканчиваю неуверенно и снова на нервной почве сжимаю пальцы в замок, но уже на животе. 

— Ты целовалась с моим лучшим другом на глазах у школы, — произносит, не моргая, и я понимаю, вот она — моя погибель.

13. Глава 13

Виктория

— Ты целовалась с моим лучшим другом на глазах у школы, — произносит, не моргая, и я понимаю, вот она — моя погибель.

— Но все было не так, все... — шепчу и резко замолкаю, ловя на себе его прожигающий насквозь взгляд.

Боже, что я несу? Конечно, со стороны все выглядело именно так. Наивный взгляд, нетерпеливый поцелуй и сумасшедшие объятия. Он целовал, а я позволяла… но так надо было. А как сейчас ему объяснить, что все, абсолютно все, что он увидел, игра глупой девочки во благо. Как доказать, что я просто хотела спасти свою шкуру, не знаю.

— Я защищалась, — произношу сипло, горько всхлипывая и чувствуя, что он не верит мне. И правильно делает, я бы тоже не поверила, увидев его с другой за таким сладким занятием. Убежала бы без оглядки, испарилась. Сделала бы что угодно, только бы его не видеть. А он еще и разговаривает со мной после всего, что увидел в школьном коридоре. Говорю же — мечта, а не мужчина. 

— Защищалась? — звучит со смехом, в котором прорезается удушающая боль. И эта боль отдается во мне, вонзается в тело острыми копьями, оставляет рубцы, причиняя адскую боль.

— Да, защищалась, — подтверждаю свои же слова, обессиленно падая на старый потертый диван и поджимая под себя колени. Я всегда так делаю, когда мне неспокойно и негде взять это спокойствие. Приходиться импровизировать.

— В смысле? — звучит тише и как-то равнодушно. А может, это игра моего воображения? И я слышу так, как хочу, а на самом деле ему так же больно и паршиво на душе, как мне. 

— Прости, я не говорила, он пристает ко мне, когда тебя нет рядом, — позорно прикрываю глаза и снова всхлипываю, упираясь мокрым носом в колени. 

— Почему ты молчала? — голос Жени звучит осуждающе, но мне уже все равно. Возможно, я должна была сказать ему намного раньше о его лучшем друге, глядишь, сегодняшний инцидент обошел бы нас стороной. 

— Ты ничего мне не обещал, а я не привыкла жаловаться, — вытирая слезы и смотря куда угодно, только не на него, продолжаю: — Мы чужие друг другу люди… — Черт, вырвите мне язык или заткните нафиг рот. И с мылом промойте, так, чтобы пеной харкала и мыслей не было такое говорить. 

— Глупая, какая же ты глупая, — сев рядом и перетянув к себе на колени, крепко обнимает Женя. 

Всхлипывая, собираюсь с мыслями, точнее, пытаюсь это сделать, пока он продолжает успокаивающе гладить по спине и тихо нашептывать на ухо милые словечки, что должны по мужской логике меня успокоить.

— Так вот, — замолкаю, вспоминая дословно сегодняшний день, и еле слышно продолжаю...

Шагая по школьному коридору, полному не спешивших домой школьников, мысленно напеваю песню, что стала последнее время любимой: «Я к нему поднимусь в небо, я за ним упаду в пропасть, я за ним, извини, гордость, я за ним одним, я к нему одному…» Я настолько погрузилась в мысли о нем, настолько забыла, где нахожусь, что, споткнувшись, полетела носом в пол. Почти…

Сильные руки удержали в самый последний момент до столкновения с досками. Рывок, и я снова на ногах, стою неуверенно и пошатываясь. И лицом к тому, кого не хочу видеть и знать.