– Не, вторым номером я работать не буду, я буду атаковать.

– Ну смотри, – покачал я головой, выходя на подсечку асото гари, и тут же Паша потянул меня своим захватом, и мои ноги оторвались от пола.

А он в хорошей форме… хотя, с другой стороны, когда он в таковой не был?

Не успели мы закончить первичный разогрев, как судья-информатор объявил их пару.

– Ну, с Богом! – хлопнул я его по плечу.

– Вы в техникуме научный атеизм не проходили разве? – спросил он меня, улыбаясь.

– Анекдот хочешь?

– Давай!

– Учительница требует у детей: «Дети, давайте все скажем, что Бога нет, и плюнем в небо». И все дети плюнули, а Вовочка – нет. «Вовочка, – спрашивает учительница, – а почему ты не плюёшь? Неужели в Бога веришь?» А тот ей и говорит: «Если там никого нет, то зачем туда плевать? И совсем другой вопрос, если там кто-то есть».

– Идём, Райкин! – усмехнулся Павел, и мы с ним пошли. Я успел скинуть с себя куртку и шорты и быстро надел костюм.

А когда забежал в зал, они уже выходили на ковёр. Я, заметив, что в углу у красного нет секунданта, поспешил туда и положил сумку с вещами Павла у ковра.

Схватка началась. Рефери в белой рубашке с гербом Союза на левой стороне груди и разноцветными рукавами – красным и синим – резко взмахнул рукой:

– Бороться!

Павел ринулся вперёд, как пружина. И после фехтования с захватами он вдруг вышел на подхват под две ноги – классика. Но Сергей отшатнулся от него с неестественной лёгкостью, срывая захват, – будто знал, что будет делать Паша.

Их схватка была быстрой и жёсткой – симбиоз силы и расчёта. И вот Павел сделал вторую атаку, выйдя на «мельницу», но Сидоров уходит и от неё, упираясь в ковёр ногами, выгибаясь в спине, вставая на мост, даже не касаясь лопатками ковра.

Зал взорвался овациями.

– Давай, Пашка! – вырвалось у меня.

Они сплелись в обоюдном захвате, и снова Павел нашёл момент. Его бросок через спину должен был быть чистым, как в учебнике Харлампиева. И Сергей упал, но не на лопатки, а на бок, перекатываясь, словно кот, вставая в стойку.

– Четыре балла! – голос рефери утонул в ропоте зрителей, когда он поднял руку с красным рукавом, показывая четыре пальца.

И тут холодный взгляд Сергея остановился прямо на мне. Уголок рта Сидорова дёрнулся, образуя полуулыбку.

И, встряхнув руками, он ускорился. Уходя от очередного захвата Павла, он сам взял захват за рукав, но не одной рукой, а сразу двумя, и, делая рывок ими на себя, а плечом упираясь в грудь Пашке, в последний момент вставил подсечку. Так, чтобы падающее тело и его рывок сыграли в резонанс.

Щелчок был слышен, наверное, в коридоре. Плечо Павла вылетело из сустава. А Сидоров накрыл спортсмена своим телом. Крик оглушил эти стены, и даже рефери на мгновение замер, не понимая, что давать в этом случае. Его левая рука в синем рукаве показала четыре пальца. Прозвучал свисток, рефери показал жест обеими руками – подняться в стойку.

И, стиснув зубы, Павел встал, держась за своё левое плечо, а его левая же рука почему-то показалась слишком уж длинной.

– Врача! – скомандовал рефери, понимая, что тут что-то не в порядке, делая одновременно шаг к Павлу, не веря своим глазам.

«Сука, неужели вырвал плечевую кость из сустава?!» – мелькнуло у меня, а Паша в этот миг неожиданно обмяк и осел на ковёр, потеряв сознание.

Зал охнул, а я поймал на себе взгляд Сидорова. Его губы шептали беззвучно: «Ты следующий, советская мразь!»

Пока мы уносили Павла с ковра, я видел, как Сидорову поднимали руку с формулировкой «ввиду снятия соперника врачом». А когда к носу Дружинина поднесли нашатырь, он открыл глаза.