Впрочем, это детское упоение иллюзией власти над миром быстро прошло. Очень скоро видения начали доставлять мучительные угрызения совести. Почти все картинки были именно о смерти. Ничем помочь этим людям я не могла… Ксанке я так ничего не рассказала, стала отдаляться от неё, становясь молчаливой, как прежде.

Со временем видения стали приходить всё реже, а потом и вовсе исчезли, заставив меня облегчённо вздохнуть. К сожалению, к этому времени мы с Ксанкой уже не общались, как прежде. Я даже не успела заметить, как быстро она повзрослела, превратившись в красивую девушку, и окружали её теперь другие подруги. Яркие, раскрашенные, как индейцы, готовящиеся к войне, вульгарно хохочущие, они внушали мне отвращение. Настали девяностые, время бескультурья, в нём не было места белым воронам…

Мне снился сон. Майский день. Улица, залитая ярким солнечным светом. Я шла, нежась под весенними лучами. Девушка в коротком белом платьице выбежала на аллею прямо передо мной. В смеющейся красотке я узнала Ксанку. Позвав по имени, я пыталась догнать её, но осознала, что невидима для неё. Внезапно появился дядя Гена. Подхватив её на руки, закружил, счастливо смеясь. Ксанка вскинула голову и заливисто расхохоталась. Остановившись, я остолбенело наблюдала за парочкой.

Небо стремительно затянулось тучами, мир погрузился в сумрак. Пара исчезла из поля зрения. Я обернулась, чтобы бежать домой: вот-вот хлынет ливень. Вскрикнула. Прямо передо мной в куче пыли, поднятой ветром, сидела Ксанка. Подол её белого платья был обильно вымазан кровью и грязью. Она со стоном протянула окровавленную руку…

Я проснулась, чувствуя, как мелкий озноб колотит тело. Перед глазами таял сон: Ксанка, в крови и грязи. Укутавшись в одеяло, я сомкнула веки. Услышала осторожный стук.

– Ангелина, доброе утро. – Дверь приоткрылась, на пороге стоял дядя Гена. – Ты опоздаешь в школу. Вставай…

Он закрыл дверь. С трудом удержавшись от крика ужаса, я вскочила на ноги. Сон был так ярок, что, казалось, сейчас будет его продолжение. Голова закружилась, повело в сторону. Поплелась в ванную комнату. Чистить зубы, умываться. В последнее время тётка стала позже выходить на работу, а иногда и вовсе позволяла себе выходной среди недели. Они сидели вдвоём в гостиной за круглым столом, завтракали.

– Доброе утро. – Я обессиленно опустилась на стул.

– Доброе. – Едва взглянув на меня, тётя воскликнула: – Что с тобой? Заболела? – Она быстро протянула руку, прикоснувшись к моему лбу.

Через несколько минут я сидела на своей кровати с градусником под мышкой. Температура оказалась в районе тридцати девяти. Вызвали врача. Меня уложили в кровать. Тётя Лида, сославшись на неотложные дела, ушла. А дядя Гена, как обычно, остался дома. С тех пор как он поселился в тёткиной квартире, он не работал (если вообще до этого знал, что это такое). Излюбленным его занятием было валяться на диване и пить коньяк, закусывая его шоколадом или лимоном.

Ближе к вечеру зашла Ксанка. Искренне обрадовалась ей. Присутствие дяди Гены в соседней комнате держало меня в напряжении весь день.

– Привет! – вихрем ворвалась в комнату Ксанка. Энергия юности светилась на её накрашенном лице. – Ну ты как?

– Нормально, – прошептала я. Вдобавок ко всему пропал голос.

Дядя Гена, маячивший за её спиной, заговорщицки подмигнул:

– Не буду мешать, секретничайте.

Закрыл дверь. Мы облегчённо вздохнули. Слушая весёлую Ксанкину болтовню, я размышляла, стоит ли рассказывать ей про злополучный сон. Что-то удержало меня, возможно, боязнь быть осмеянной…