Прикрыв глаза, Арам немедля нарисовал глубокую пещеру и выходящего из нее мальчика чуть старше себя самого. Над мальчиком, чуть позади, возвышался юный синий дракон. Левую щеку обоих – и мальчика, и синего дракона – пересекал шрам. Пещера отчего-то казалась темной, холодной, сырой, и потому Арам дополнил рисунок цепочкой маленьких отпечатков ног на полу. В воображении глаза мальчишки выглядели необычайно живыми, и, приглядевшись к рисунку, Арам задрожал: взгляд, устремленный со страницы блокнота, словно бы пронизывал его насквозь. Вся сцена выглядела необычайно реальной.

«Реальнее многих портретов настоящих, живых людей», – вновь содрогнувшись, подумал Арам и снова перевернул страницу, однако почувствовал, что совсем выбился из сил. Рисование воображаемых картин оказалось куда труднее привычных зарисовок с натуры.

Услышав громкий, переливчатый смех тауренки с дриадой, увлеченно собиравших в лесу цветы, он оторвал взгляд от блокнота. Да, думать о Дрелле, будто о собственной вещи, было эгоистично и просто глупо, но его мысли вновь устремились к их особой связи – к связи, которая вскоре оборвется, развеется под действием магии Тал’дары. Уж не поэтому ли в сердце зашевелилась ревность к Галене? Ну конечно, с друидкой из Круга Кенария у дриады куда как больше общего! Галена даже знакома с другими дриадами, а потому Дрелле, ясное дело, с ней интереснее, и все же… Чувства частенько не подчиняются законам здравого смысла, а только лишние трудности создают. Но он, Арам, в Дреллу вовсе не втрескался, нет! Они с нею просто близкие друзья, столько вместе пережили – естественно, Дрелла ему не чужая…

Но, не успел он погрузиться в мрачные размышления, как из таверны донеслись голоса Клока с Мурчалем, заспоривших о том, чем бы перекусить. Похоже, гнолл понимал малыша-мурлока все лучше и лучше, и, представив себе, какую проказу может учинить эта парочка, оставленная без присмотра, Арам невольно заулыбался.

Тут его колено соскользнуло с бревна, и письмо, написанное матери, выпорхнув из блокнота, медленно опустилось на землю. Арам поспешно нагнулся за ним, не сводя глаз со сложенного пергамента. Стремления отослать письмо он в себе все еще не находил, но тут у него родилась еще одна мысль, явившаяся следом за той самой терновой колючкой, засевшей в голове после разговора с Макасой.

Письма… Что, если написать в самые разные уголки Калимдора и расспросить о дядюшке? Да, насчет риска Макаса была права, однако Арам не терял уверенности, что и он тоже прав, что насчет отправки писем на Часовых положиться можно. Затея казалась безнадежной, однако сидеть сложа руки недостойно взрослого человека. Тут следовало хоть что-нибудь, да предпринять. Так он и сделал – написал сжатое, деловое письмо, в коем, представившись, объяснил, что у него, сына Грейдона Торна, имеется срочное дело к Сильверлейну Торну, а посему он, Арамар, будет рад любым сведениям касательно местопребывания брата отца. Поразмыслил, не приписать ли о предложении награды, но сразу же сообразил: если он вправду узнает что-либо о дядюшке, этакие посулы выйдут ему боком.

Вместо этого он выразился честно и откровенно.

Прошу вас, – написал он, – пожалуйста, помогите мне разыскать дядю. Для меня это очень и очень важно.

Не зная, сколько экземпляров может потребоваться, Арам переписал письмо несколько раз, вложил листки в блокнот, поднялся на ноги и потянулся. Тут из таверны вышли наружу Мурчаль и Клок, успевшие раздобыть где-то пару сырых рыбин, да такой свежести, будто вот-вот из рук вырвутся. Вразвалку подойдя к Араму, оба уселись и бесцеремонно вгрызлись каждый в своего шалфокуня.