Батюшка Кирилл, снявший после катастрофы с себя все саны и религиозные звания, преисполнился идеей найти, во чтобы то ни стало, прочих выживших. Катастрофа произвела с ним странную метаморфозу, вместо того, чтобы утвердиться в религиозных взглядах еще сильнее, он категорично отрекся от них.
– Я не от веры отрекаюсь, – объяснил он людям, – я понял Бога только через конец света. Мы слишком много кривлялись, не будучи теми, кого изображали, а что может быть более богомерзким, чем это. Смотрите, каким враз стал мир простым и понятным после апокалипсиса. Жить не стало легче, но жить стало проще. Я даже благодарен Богу, что у него хватило милосердия покончить с этим содомом одним махом. Мы все стали теми, кем являемся. Я больше не батюшка, не религиозный сановник, я человек.
Не все бывшие коллеги Кирилла приняли его откровения. Многие пытались сохранить в общине религиозный уклад, считая его идеальной моделью для жизни. Потому, когда Кирилл в конце мая объявил о желании отправиться в одиночное путешествие с целью сбора полезной информации, некоторые восприняли эту новость с огромным облегчением.
Кирилл сделал для путешествия большой заплечный ящик, в который уложил шестерых котят из разных пометов.
– Я не с целью пропитания беру их. Много ли такой живности осталось, я не знаю, но уверен, что мало. Люди многое отдадут за желание вернуть себе напоминание о прошлых временах, а может и еще с какой целью. Я собираюсь выменять их на полезную информацию.
Он взял компоста с белыми нитями грибного мицелия, мешочек пшеницы на пару килограмм, тоже для обмена на что-нибудь полезное. Оставшееся в ящике пространство он забил продуктами и необходимыми в дороге вещами.
– Прихвати дубину от дураков каких-нибудь, – посоветовали ему жители монастыря.
Вместо дубины он взял длинную палку. Дороги сейчас стали топкими, таящими много сюрпризов, в том числе смертельных. Он, конечно, боялся встретить по дороге оголодавших людей, готовых поживиться человечиной, но был уверен, что больше стоит переживать за природные опасности.
– А куда направляешься и когда ждать тебя обратно? – спросили его.
– В Оренбург. А вернусь тогда, когда посчитаю, что сделал все, что смог, – ответил он уклончиво.
В первый день лета, ранним утром, Кирилл отправился в путь. Его провожали человек десять. Остальные либо уже были заняты какой-нибудь работой, либо еще спали. Тяжелый заплечный ящик заставил его немного сгорбиться под его весом.
Отойдя метров на сто, Кирилл обернулся. Народ еще смотрел ему в спину. Он помахал им, поправил лямки, сделанные из ремней безопасности и бодрым шагом направился в сторону железнодорожный насыпи. Рукотворная дорога, непременно привела бы его в областной центр.
Природа, несмотря на кажущуюся стерилизацию, возрождалась. Потоки вешней воды, вымывая слои почвы, подняли вверх семена растений, переживших катастрофу. Очень явно по направлениям потоков зазеленели полосы травы, ростков деревьев и кустарников. Глядя на это оживание, радовалось сердце. В нем зрела уверенность, что все будет хорошо. Кирилл не загадывал далеко. Пока что его жизнь отмерялась планом дойти до города, и выглядел он таким же смелым, как лезущая из земли, вопреки всему, зелень.
Железнодорожная насыпь была отделена от земли широкой полосой воды, собравшейся под ней. Жители общины использовали железную дорогу для своих целей, а потому брод был разведан. Опираясь на палку, Кирилл преодолел его, погружаясь иногда почти по пояс. Глубже было нельзя. Котята в ящике начинали испуганно верещать.