Ивась, шагавший впереди, ничего не заметил. Он вертел головой, опасаясь, что кто-то из охраны мог уцелеть и теперь, прищуря глаз, нацелиться им в спины.

Гремела близкая канонада, со стороны солнца на городок заходили новые волны самолетов, в воздухе висела пыль и кислый запах взрывчатки, смешанный с гарью. Улица была пуста, небольшая площадь в конце ее тоже. Там догорало какое-то здание – при поляках в нем размещалась управа, вспомнил Гнат; посредине проезжей части лежала убитая лошадь и разбитая телега. И ни души, словно все разом вымерло.

– Так, братцы арестанты, – длинно сплюнув, начал Щур. – Давайте решать, кто куда.

«Братцы арестанты» понуро молчали, переминаясь с ноги на ногу, настороженно поглядывая по сторонам, – им не нравилось решать такие вопросы прямо здесь, недалеко от проклятой тюрьмы, где они провели кто день, кто месяц, а кто и больше. Хотелось разбежаться и, как тараканы, забиться по щелям.

– Туда, – махнул рукой на восток Щур, – я не иду. Кто остается со мной?

Помедлив немного, рядом с ним встал лысый, потом еще несколько человек. Особняком остались стоять Цыбух, Ивасть да два «додика», как презрительно звал их в камере Щур. Один – близорукий мужчина, вроде бы проворовавшийся председатель артели, – недоуменно спросил:

– Но тут же бомбят! Война, наверное?

– Желаете к своим? – недобро сузил глаза Щур. – Нам они на Колыме пайку выделят, а мы вам здесь отмерим!

Шагнув вперед, он ловко ударил близорукого бухгалтера в зубы. Тот упал.

«Все, началось! – похолодел Гнат. – Сейчас и нам каюк. Этот гад подмять под себя всех хочет, сразу показать, кто теперь хозяин».

Неожиданно за близорукого вступился Ивась. Его крепкий кулак угодил Щуру прямо в переносицу, и тот, отлетев на несколько шагов, завалился в придорожную канаву. Не долго думая, Гнат вытянул из рукава прут и рубанул им по плечу лысого уголовника, отмахнулся еще от кого-то, потом дернул за рукав Ивася и побежал мимо разбитой телеги через маленькую площадь, на которой догорало здание бывшей управы. Слышал, как бежит следом Ивась и еще кто-то…

Свернув в тихий проулок, Гнат остановился, привалился плечом к забору и перевел дыхание. Обернувшись, увидел Ивася и того, близорукого председателя артели, с припухшими разбитыми губами и носом. Больше никого не было.

– Закурить бы, – сипло прокашлялся Цыбух. Его собственный кисет с самосадом остался в камере под рухнувшими нарами.

– Вот, пожалуйста, – близорукий вытащил из кармана пиджачка мятую пачку папирос. Закурили.

– Ну, теперь чего? – глотая табачный дым, мрачно спросил Гнат. Он действительно не знал, что дальше делать, куда податься, разве до дому?

– Вам спасибо, – слегка поклонился близорукий, – ваша любезность…

– А-а, – отмахнулся Ивась. – Ты куда сейчас? Не бойся, говори, мы драться не станем.

– Домой, – просто сказал бывший председатель. – Куда же еще? Надо узнать, как там, а потом уже решать.

– Верно, – одобрил Цыбух. – Но зря шастать по улицам не стоит: в такое время ни за понюх табаку пристрелить могут. Особливо, ежели немцы в город придут. Когда войска в город входят, самое милое дело от них первое время подале держаться.

– Это так, – согласился близорукий, – но немцы – культурная нация, не наши босяки. Однако предосторожность тоже не лишняя. Всего доброго! – попрощался он. – Мне пора.

– Нам тоже пора в деревню. Ты как? – Гнат поднялся и поглядел на Ивася. Куда он наладится? Теперь про старую вражду лучше пока забыть – односельчане как-никак, друг дружки держаться надо.

– Пошли, – согласился тот.