Впрочем, как оказалось, загнать Первого сына на танцпол женщины не смогли. Я видела только, как танцевал Волин со своей Наядой и, кстати, лишний раз доказал, что свет такого выпендрежника еще не видал. Как он двигался! Как король, который изволил смешаться с толпой! Столько высокомерия да пижонства, аж скулы сводит.

К счастью, такого кривляку мне точно судьба подсунуть не могла.

Так как же добраться до Жегло? Думаю, просто подойти и пригласить на танец чревато неприятностями – эта его Аташа еще та змеюка, сразу вцепится клычищами в глотку. Не скажу, что я ее не понимаю, самой было бы не очень приятно, если бы залетные девицы к моему молодому человеку подкатывали, но я же не просто так! Мне нужно узнать, суженый он или нет.

– Чего это ты приуныла? – спросила Белка, у которой вид был не лучше. Мы опять остались в одиночестве – сладкая парочка растворилась на танцполе, где то и дело мелькало счастливое лицо Лельки, а Соня носилась за другими столами, что не могло не радовать, ибо шуму от нее больше, чем пользы.

– Не могу никак придумать, как подобраться к той компании. Хочу поболтать с Жегло.

– Да? – Белка сонно хлопнула глазами. Как у нее, интересно, получается засыпать в такой суматохе? – В следующую седмицу будут темные танцы, тогда можешь попробовать. Я их ненавижу, но для тебя шанс хороший.

– Это как – темные? – Не могу даже решить, нравится мне это подозрительное название или нет. Вроде интересно, но попахивает чем-то запретным. – Там в темноте танцуют?

– Да.

– Правда, что ли?! В таком тесном помещении? Да тут убиться можно в темноте! И при свете не пройти, чтобы ноги кому не оттоптать.

– Так в темноте колдовской купол ставят, который делает так, чтобы люди при резком столкновении друг с другом или со столами и стенами просто отталкивались, как будто воздухом, и не ударялись.

– А в чем смысл тогда? Хотя… забавно, наверное, как шарики друг от друга отскакивать. Еще и в темноте, говоришь?

– Нет. То есть да, в темноте, в полной темноте, глаз можно выколоть. А танцы эти ради… ну, пообниматься, – она неловко поморщилась. – Целуются некоторые. Самое, по их мнению, – «их» Белка выделила особо, – интересное – это поймать кого-то, кто не подозревает подвоха, и поцеловать. Полапать. Дикое развлечение, на мой вкус, но в АТМа это традиция.

– Ничего себе традиция! Даже у нас до такого не додумались. А наша цивилизация вообще рассадник разврата.

– А у нас додумались. Самое поганое – если не участвовать, потом будут гнобить всей АТМа. Взвоешь и в следующий раз в первых рядах на эту самую темную седмицу побежишь, только бы отстали.

– Да ну? А почему?!

– Я даже не знаю, как объяснить почему! Я пыталась узнать, но к преподавателям же с таким вопросом не пойдешь, язык не повернется спросить, а у студентов… они сами толком не знают. Положено еще первыми курсами при основании АТМа. Участвовать должны все, и все тут. И так вцепились в эти темные седмицы, что… я на самую первую, помню, не пошла. Ну, думаю, что остальные мне сделают? Не побьют же? Пусть только попробуют, я любой девчонке сдачи дам. А потом неделю на кухне не могла даже выпить чай! То воду из-под носа утаскивают, то все места заняты, то ни одной свободной чашки, как испарились все! Готовить приходилось только стоя на месте, отлучиться даже на секунду ни-ни, иначе соли насыплют с горой… В общем, подличали все, по-тихому, но постоянно. И постоянно повторяли: не стоит нарушать традиций, не стоит нарушать традиций, будь как все, не выделывайся. В конце концов я сдалась. Подумала, чтобы спокойно учиться, а не тратить время на постоянные склоки и войны, проще ходить на эти долбаные седмицы. Несколько потерянных часов, зато потом несколько недель спокойных.