Так, проскальзываем за спиной крайнего справа патрульного, «накалывая» его почку с левой руки. Правая же рука вгоняет второй нож в основание шеи следующего «немца» (тут уж я сдержал удар, боясь покалечить бойца). Еще один шаг… Скрестное движение рук… И деревяшки полосуют шею последнего «противника».

–  Товарищ капитан, время? – обращаюсь к Бродяге, стоящему с секундомером в демонстративно вытянутой руке.

–  Восемь с половиной секунд! Неплохо, товарищ старший лейтенант! Даже хорошо!

–  Вопросы есть, товарищи? – спрашиваю слегка ошалевших от увиденного «курсантов».

–  А вы точно их убили, товарищ старший лейтенант? – подает голос кто-то из заднего ряда.

–  А это мы сейчас у товарища военврача узнаем, – я жестом подзываю к себе Семена. – Товарищ военврач второго ранга, оцените, пожалуйста, опасность повреждений, – и я показываю на ближайшем «курсанте», куда и как бил.

–  Ну, с Михаилом все с первого взгляда ясно. Уж если ты его так деревяшкой приласкал, то с настоящим ножом он труп сразу. Так, почка насквозь… Тоже веселого мало… Сонная артерия, трахея и нервный центр… Кладбище – это без вопросов… Здесь тоже сонная… и яремная… и трахея… – скороговоркой перечисляет Приходько, наблюдая за моими действиями, и резюмирует: – Четыре трупа, товарищ старший лейтенант!

–  Вот так – восемь секунд, и четырех немцев как не бывало.

–  Антон, это на замашки уголовников похоже, – срывающимся голосом проговорил подошедший Соколов, потирая грудь.

–  Какая разница, на что это похоже, если хорошо работает. Разобрали палочки, – я кивнул на кучу подготовленных имитационных ножей, – и работаем!

…Когда через час мы, как писали в школьном учебнике, «усталые, но довольные» сидели на бревнах у стены сарая, Миша спросил:

–  Антон, ну скажи честно, без уверток, зачем нам это нужно?

–  Миш, а у вас выбора другого нет, как у той собаки, с ногой, попавшей в колесо. И, кстати, как ты думаешь, из каких таких запасов мы Чернявскому помогли?

–  А я откуда знаю? Может, у вас склад какой есть?

–  Были б спички – был бы рай! – старой шуткой ответил я, а Соколов непонимающе посмотрел на меня.

«Черт, не в ходу тут шутки про наркоманов еще!» – сообразил я и пояснил: – Вот так же «пробежались» с ножами по окрестностям, немцев порезали, все, что было, собрали и Чернявскому отдали, и даже еще запасец остался.

«Товарищу Сталину И.В.

На занятой территории Белоруссии немцы начинают организованно грабить хлеб, скот и т. д. Керосин забирают чуть ли не из ламп. Все шире становятся зверские расправы с населением.

Насилия над женщинами приобретают неслыханный масштаб и проводятся организованно. В селе Ляды после разгрома лавок напившиеся офицеры потребовали, чтобы население представило в ближайший лес 18 девушек. Когда это не было выполнено, они забрали их сами, в том числе некоторых девочек в возрасте 13–14 лет, увели в лес, зверски изнасиловали и затем расстреляли.

В Слуцке и некоторых других местах уже организованы концентрационные лагеря. За проволоку загоняют всех трудоспособных, кормят похлебкой из конины 1 раз в 2 дня, готовят для уборки урожая, дорожных и других работ. За малейшее проявление недовольства или отказ от выдачи коммунистов или партизан, не говоря уже о выступлениях крестьян против немцев, деревни сжигаются дотла.

В Бресте уже работают филиалы гестапо, готовят списки для широких арестов. Оставшиеся семьи активистов и работников расстреливают прямо на улицах.

При этом ведомство Геббельса изощряется в способах пропаганды с целью умиротворения. Например, захватывают в плен раненого командира или красноармейца и подстраивают так, чтобы на глазах у населения была оказана тщательная медицинская помощь. При этом выказывают массу признаков участия. Затем провожают якобы к санитарному поезду, а легкораненых – на свою территорию, а за селом зверски срывают ими же наложенные повязки и расстреливают. Печатают большое количество листовок и даже плакатов с изображением действия всех видов немецкого оружия и с прославляющим его текстом.