– Ваше высокоблагородие, – заявил старый матрос, о котором он успел позабыть, – пожалуйте в салон.

Построенный в Дании крейсер был не слишком сильно вооружен, и нельзя сказать, что очень уж быстроходен. Но вот об экипаже его строители побеспокоились. Даже у матросов были вполне сносные для столь небольшого корабля условия существования, а уж каюты офицеров были и вовсе выше всяких похвал. Не был исключением и роскошный командирский салон, ставший волею судьбы пристанищем великого князя. Когда Алеша зашел в него, Архипыч снял с головы бескозырку и, очень серьезно глядя ему в глаза, сказал:

– Алексей Михайлович, дозвольте слово молвить?

– Конечно…

– Ваше императорское высочество, – начал тот, – я уж более пятидесяти годов на службе и командиров всяких повидал. Вы уж не обессудьте на слова мои, а только коли уж вас командиром назначили, то не годится у других спрашивать, что делать. Потому как командир на корабле, он первый после бога. Его дело другим говорить, что делать, да спрашивать за то, как сделали. И ни в каком разе не могите сказать, что не знаете, чего делать! Потому как пока командир командует – значит, все хорошо, а как командовать перестал – считай, что все пропало. А что в службе иных и прочих обошли, так то порядок такой. Я и вашего дядю Константин Николаевича помню, он еще совсем сопливый был: стаксель с кливером путал, а уж генерал-адмирал! И брат ваш двоюродный, Алексей Александрович, в ваши годы уже орла на эполетах[28] имел, да и Александр Михайлович в первом ранге находились. Тут уж ничего не поделаешь – судьба у вас такая! А потому несите крест свой и не жалуйтесь. Никто не пожалеет!

Слова Архипыча произвели на великого князя совершенно ошеломляющее впечатление. От них веяло какой-то незнакомой ему до сих пор сермяжной правдой. В один миг сознание его перевернулось, и стало стыдно за проявленную минуту назад слабость. Одернув мундир, он решительно вышел из салона, сказав своему вестовому на прощание:

– Спасибо.

– На здоровье, Алешка, – хмыкнул вслед вышедшему офицеру старик, – кушай не обляпайся, а то распустил нюни!

Выйдя на палубу, он приказал первому попавшемуся матросу позвать к нему механиков.

– Господа, какие материалы необходимы для постройки кессона? – спросил командир, как только они, донельзя удивленные, явились.

– А что, есть распоряжение о его постройке? – вздумал было спросить старший инженер-механик Онищенко.

В ответ великий князь так посмотрел на него, что дед[29] невольно переменился в лице и вытянулся во фрунт.

– Тес, парусина, полосовое железо, уголки, мочало и пакля для уплотнений, возможно, отруби, – четко отрапортовал младший механик Орлов, быстрее сообразивший, что вопрос не праздный.

– Отруби? – немного удивился великий князь.

– Так точно, – отрапортовал пришедший в себя старший механик. – Щели между кессоном и бортами заделывать.

– Извольте составить рапортичку.

– Есть! А как скоро?

– Вчера! Старшего офицера ко мне.

– Есть!

Новое приказание было выполнено мгновенно, и скоро Никитин предстал перед исправляющим обязанности командира крейсера.

– Построить экипаж по случаю моего представления!

– Есть!

Немедленно засвистели дудки боцманов, и вскоре команда была выстроена на верхней палубе. Заменяющий старшего офицера минер сделал доклад, и великий князь громко поздоровался с экипажем.

– Здравия желаем вашему императорскому высочеству! – громко рявкнуло почти две с половиной сотни глоток.

Затем последовал опрос претензий и осмотр крейсера. Всякий раз, находя какую-либо неисправность, каких было немало на стоящем в ремонте корабле, Алексей Михайлович пристально смотрел на присутствующих при осмотре офицеров, но не говорил ни слова. Наконец окончив осмотр, он кивнул присутствующим и, не обращаясь ни к кому конкретно, заявил: