*

Убираю со стола. Навожу порядок в кухне, выключаю свет и иду в свою спальню. Слышу шум воды, который доносится из комнаты Алисы. Надо бы дать ей во что переодеться. Беру чистую футболку и несу ей в комнату.

Вернулся в свою спальню, лег в кровать и провалился в свои, ставшие уже нормой, ночные сны.

Учения. Мы чумазые, перемазанные грязью, голодные, уже третью неделю проходим спецподготовку всем военным составом. Вернувшись из армии, я восстановился в Московском пограничном институте ФСБ и вот уже на пятом курсе нас отправили на учения. Как назло хорошая погода сменилась дождем, и мы: мокрые, грязные, измученные, пытаемся довести поставленную задачу до логического конца.

Мне легче, чем остальным. Как говорят: «Кто служил в армии, в цирке не смеется», а я, в свои двадцать три, успел и отслужить и побывать в плену… Самое обидное, что срок моей срочной службы подходил к концу, еще каких-то пару недель и я был бы дома, но судьба посчитала, что мне надо преподать урок… Жестокий, безжалостный и такой бесчеловечный… Я видел смерть друзей, людей, с которыми делил кусок хлеба, просто неизвестных мне женщин и детей… Война стерла границы дозволенного, но не стерла их лица из моей памяти.

Мы едем на бронетранспортере по улицам разрушенного города. Вокруг одни руины - дома, магазины; части сгоревших машин, разорванные в клочья танки, запчасти которых разбросаны на десятки метров, даже обгоревшие тела солдат, которые не успели вылезти из горящей техники. Взрыв, наш бронетранспортер подлетает и мы, сидящие на нем, разлетаемся, как тряпичные куклы в разные стороны… Звон в ушах, открываю и закрываю глаза… надо мной склоняет голову боевик и что-то говорит, закрываю глаза – все, темнота засосала меня…

Просыпаюсь, за окном уже светло. Глянул на часы, восемь утра.

Лежу и думаю, почему мой мозг опять достает эти события из старых ящиков памяти… Я давно стер их, забыл, отбросил как ненужный балласт. Почему они, почти через двадцать лет всплывают во снах и так сумбурно, рваными кусками, без определенной последовательности? Что я должен вспомнить? Или это какой-то новый способ саморазрушения? Довести себя до психушки и встретить старость в комнате с желтыми стенами?

Шлепаю босыми ногами по полу и иду в ванную комнату. Глянул в зеркало. В отражении вижу довольно-таки не старого мужчину, как говорил Карлсон, в самом расцвете сил, мне только сорок три, а глаза… глаза девяностолетнего старика, который прожил жизнь… Что со мной не так? В какой момент я превратился в одиночку? Вот сейчас стою и думаю: «Хотел ли я когда-нибудь семью, детей, большой дом с зеленой лужайкой»? Не помню… Зато, сука, помню морду боевика, который склонился надо мной. Кинул в зеркало полотенце и пошел на кухню. Надо выпить кофе…

Открываю дверь и застываю на пороге, как статуя…

Алиса в моей футболке, в ушах наушники, она что-то готовит и при этом пританцовывает… Поджал губы и, что? Пытаюсь дать оценку, нравится ли мне то, что женщина хозяйничает на моей кухне?

Конечно, у меня были женщин - разные, много, и никто не задерживался в моей жизни на столько, чтобы готовить мне завтраки, обеды, а тем более ужины на постоянной основе. Они приходили, уходили, кто-то оставлял след в моей душе, кто-то закрывал дверь и исчезал, что из жизни, что из памяти - навсегда.

Делаю пару шагов и заглядываю через плечо Алисы. Она напекла стопку блинов, а теперь мешает творог для начинки. Тяну один блин, за что получаю легкий шлепок по руке.

-Эй, - говорю ей, - не жадничай…

-Садись за стол, сейчас все поставлю и ешь на здоровье, - вынимаю наушники, подталкиваю Глеба к столу. – Какой кофе будешь?