– У кого что созрело?

У Алекса созрела статья. Он развернул листок и с выражением зачитал:

– «Рождение города затеряно в глубине веков – так можно сказать о великих столицах мира, Лондоне и Риме, Москве и Париже, но этого нельзя сказать о маленьком американском городке, который…»

– Только не маленький гордый американский городок, – сказал Томми.

– А начало неплохое, – добавила Карла. – Обман на тарелочке.

– Все любят маленькие гордые американские городки, – возразил Алекс, – есть еще героический момент…. Послушайте: «В тяжелые годы Второй мировой войны жители неустанно трудились на консервном заводе, чтобы обеспечить американскую армию питанием, сделанным с любовью и верой в победу».

Томми поднял на него глаза. Во время чтения он что-то черкал в блокнотике по старой привычке, из-за которой выбрасывал по десятку изрисованных блокнотов ежемесячно.

– Про войну – хорошо, – сказала Карла, – у меня и фото подходящие есть. Вот.

Она отложила сигарету, и та покатилась по столу. Томми поймал ее на самом краю и положил в пепельницу.

Из плотного конверта Карла вынула пачку фото, отобрала некоторые и разложила веером.

– Старый завод. Новый завод после пожара. А эти я снимала пару месяцев назад.

– Что это?

– Тени. Видите? Тени на заборе. Это тень какого-то старичка, который стоял на том месте, где прежде была остановка для служебных автобусов, а это – тень столба, оставшегося от остановки. Мне показалось, что это хороший кадр – тень прошлого, пришедшая посмотреть на обнесенный забором завод, где прежде работало тело. Понимаете?

Томми перевернул фото.

– Половина истории осталась в твоей голове, Карла. Без пояснений это просто фотография забора.

– Пояснение можно написать, – предложил Алекс, затягиваясь. – Тень дедушки, тень несуществующей остановки, забор, консервный завод, остальное спрашивайте у фотографа. И привязать Карлу к стенду на веревочку. Она расскажет, в чем соль, и где работало тело.

Глаза Карлы влажно заблестели.

– Да, но в этом фото есть смысл, – сказала она.

– Только его не видно.

– А разве все должно лежать на поверхности?

– А разве кто-то обязан додумывать за тебя? Карла, если тебе хотелось снять такой сюжет, нужно было нарядить старикашку в старую форму, поставить его на фоне ворот, чтобы он прислонился к ним лбом и вцепился в прутья натруженными морщинистыми руками…

– Да сколько можно!

– Хватит, – остановил их Томми. – Фото забора не подходит, Карла. И текст мне тоже не нравится. С этим мы не выиграем. Я из-за вас никогда не попаду в колледж.

Алекс фыркнул и забросил ноги на ручку кресла. Один носок у него был с дырой и из дыры торчал большой палец. Им Алекс то и дело шевелил. Томми отметил это со смешанным чувством неодобрения и зависти: ему порой сильно недоставало пренебрежения, с которым Алекс относился к мелким недостаткам.

– Ты сам стопроцентно ни хрена не сделал, – сказал Алекс.

– Почему – не сделал… Я придумал, у кого брать интервью, и даже почти смог его взять.

– И кто этот счастливчик?

– Хогарт.

Карла рассмеялась. Алекс притушил сигарету и сказал в потолок:

– Детка, принеси ему выпить, а потом свяжи и запри в подвале.

Томми пожал плечами и нарисовал в блокноте фашистский крест. Он все еще размышлял, стоит ли поднимать на конкурсе темы героической помощи консервами во время мировой войны.

– Хогарт приехал из Нью-Йорка, балбес, – пояснил Алекс, пока Карла наливала в крохотный стаканчик ликер из большой пузатой бутылки. – Он скажет тебе, что наш город – маленькая вонючая помойка, копаться в которой брезгуют даже скунсы. Вот и все, чего ты от него добьешься.