Когда я вернулся после похорон в Академию, меня практически не замечали в течении месяца, а затем начались проверки. Все ждали, что я “сломаюсь”! Снова полиграф и беседы с психологами. Меня заставили пройти огромное количество тестов, но отклонений в моей психике они обнаружить так и не смогли. Психически неустойчивым, и негодным к службе меня признали гораздо позже, в две тысячи девятнадцатом. А пока, я продолжил обучение и службу.

Каждый выпускник АФСБ, после получения диплома, должен пять лет посвятить службе Отечеству. Кто-то из нас попал даже в “горячие точки”. Я же по окончанию обучения, из-за гибели родителей, выбрал только один путь, и пошел служить в “Альфу”, и был одним из немногих, кто сумел в двадцать два года попасть в такое подразделение. Мне удалось прослужить там семь лет, и побывать за это время во многих местах. А потом меня уволили…”.

– Да! Не думал я, что твой батя погиб при таких обстоятельствах. – Михаил Филиппович сидел напротив меня за столом, выслушивая мой рассказ, – Когда это случилось? Поезд захватили, по-моему, в две тысячи одиннадцатом. Но по телевизору про него вроде ничего не

говорили, сказали только число погибших, да и то гораздо меньше сказанного тобою. Что-то около десяти, если я не ошибаюсь!

– Если быть точным, то в СМИ было объявлено о девяти погибших! Удивительно, Михаил Филиппович, что вы примерно помните сколько тогда погибло. – ответил я своему собеседнику.

-Конечно помню! Я ведь тоже бывший военный! Каждый теракт, который происходил в стране, был для меня ударом. Вот только мне одно непонятно, зачем власти занижали число погибших? В СССР такого не было!

– Зачем занижали цифры? Чтобы не раздражать общественность! – я посмотрел на Савельева, который сидел на полу, и проводил ревизию имеющегося у нас оружия, и сказал, – Лучше об этом спросить у Матвей Григорьевича. Он у нас приближенный к президенту.

Подняв голову, Савельев посмотрел на меня, но ничего не ответил, и продолжил чистить оружие, а я вновь заговорил:

– Взять к примеру Сирию. Какие десятки? Там мы несли тысячные потери! Но власти посчитали, что людям незачем об этом знать, и называли другие цифры. А по поводу страны Советов, я с вами не соглашусь Михаил Филиппович, там тоже о многом не говорили в СМИ, но там хотя бы не врали так открыто как в Российской Федерации. А моему отцу, наше правительство дало звание Героя России. Посмертно. Но об этом никто не узнал!

– Ну и черт с ним, с этим телевизором! – Михаил Филиппович встал со скамьи, но видимо тут-же о чем-то вспомнил, и сел обратно, а затем заговорил, – Ты сказал, что не можешь простить себя за что-то, когда твои родители погибли. Что ты имел в виду?

– Я не навещал их десять месяцев. Постоянно находился в учебе. Не было времени даже позвонить. А после их гибели, я нашел тысячи причин, чтобы приехать к ним, но теперь они были мертвы!

– Не кори себя за это! Такова наша жизнь. Иногда она преподносит нам уроки, поэтому мы должны сделать выводы, и жить дальше! – Михаил Филиппович нахмурился, и продолжил, – Ну ты понял меня!

– Давай завязывай Филиппыч! Не тебе такие речи толкать! – вставил свою реплику Савельев, который собирал разобранный пистолет-пулемет, после чистки.

– И в правду, что-то я не то понес. Игнат, расскажи-ка ты лучше почему тебя из ФСБ уволили! Уж больно интересно мне.

Я хотел начать рассказывать, но тут Савельев поднялся с пола, и подойдя к столу, положил пистолет-пулемет прямо передо мною, и сказал:

– В другой раз расскажешь! Уже десять часов, пора выдвигаться…