Назавтра идея не казалась мне особо удачной. Проснулась я часов в восемь, хотя намеревалась поспать подольше. Как-никак воскресенье, а впереди рабочая неделя. Открыла глаза и уставилась за окно. День обещал быть солнечным, на душе по неведомой причине тоска, то есть причина вроде бы на поверхности: вчерашний труп и сопутствующие ему мытарства. Но было еще что-то. А вдруг Юрка передумал жениться? Хотя здесь и присутствовало «а вдруг», размышляла я об этом с каким-то безразличием. Верно говорят, есть две трагедии в жизни: неосуществленная мечта и осуществленная. Правда, мне-то об осуществленной мечте говорить еще рано…

– Тоже мне мечта – Юрка, – зло фыркнула я.

Не вставая с постели, я потянулась к фотографии жениха, украшавшей тумбочку рядом с кроватью. Вглядывалась в родные черты, надеясь обнаружить в себе хоть каплю высоких чувств, и погрозила Юрику кулаком:

– Даже не пытайся…

С трупом-то что? Куда этот тип мог его спрятать? Неужто до сих пор в квартире держит? «К Димычу лучше не соваться, – внезапно решила я. – Если этот прохвост узнает, в чьем доме я вчера очнулась… Ему и так известно обо мне неприлично много». Была в моей жизни еще одна тайна. После того как Танька увела у меня перспективного муженька, можно сказать, из-под носа, я в порыве отчаяния допустила роковую ошибку. Короче, напилась с горя и очнулась в одной постели с Шевчуком. Хотя клялась после того примечательного случая на даче, что никогда, ни-ни и все такое… Он, напротив, был уверен: мы созданы друг для друга. О чем и заявил. Гнать его сразу я не решилась, памятуя подлый характер, и только где-то через пару месяцев заявила, что с выбором ошиблась. Вижу в нем исключительно друга. Те два месяца я ему ни в жизнь не прощу… Кстати, Шевчук до сих пор ключ от моей квартиры не вернул. Выманив его под предлогом, что будет цветочки поливать, пока я на отдыхе в Греции (из цветочков у меня один кактус и без поливки две недели прекрасно бы обошелся), а теперь под прочими дурацкими предлогами ключ не возвращает, при этом поглядывает с хитрецой, мол, еще пригодится, а я вместо того, чтобы его послать подальше, усмехаюсь в ответ. Приходится признать: Димку я побаиваюсь. Не его самого, а возможных пакостей. И в свете подобных открытий соваться к нему сейчас неразумно.

Словно в ответ на мои мысли, Димыч вдруг сам объявился. Позвонил часов в десять, когда, приняв ванну и окончательно решив мечтать о предстоящей свадьбе и ни во что не ввязываться, я пила кофе на лоджии.

– Как дела? – весело поинтересовался он.

– Нет у меня никаких дел. Отдыхаю.

– Хочешь, махнем на дачу?

– Мне туфли купить надо.

– Туфли – это серьезно, – со смешком заметил он. – Слушай, а ты Таньку давно не видела?

– Ты вчера уже спрашивал. С похорон ее сестры.

– Но вы перезваниваетесь?

– Нет, не перезваниваемся. Я ей несколько раз звонила, но она либо трубку не берет, либо обещает перезвонить и забывает.

– Чего она на тебя так взъелась?

– А на тебя?

– Ну… мы с ней уже довольно давно… как бы сказать… не друзья. С тех пор, как она замуж вышла. Может, думала, я мужу настучу о ее шалостях.

– Какие шалости? – усмехнулась я.

– Ну… согласись, кое-что было.

– Ты имеешь в виду секс на троих? Было бы о чем вспоминать.

– Конечно, конечно, – поспешно согласился Димыч. – Но почему она с тобой не желает общаться? Вы же были лучшими подругами.

– Вот ее об этом и спроси, – огрызнулась я.

Мы еще немного поболтали и, наконец, простились. На душе было по-прежнему беспокойно, я бы сказала: стало даже муторнее. Повертев в руках мобильный, я набрала Танькин номер. Восемь гудков. Беседа со мной в ее планы не входила. Можно позвонить на домашний, есть шанс, что Танька трубку снимет. Если я начну расспрашивать ее о домработнице сестры, а через некоторое время выяснится, что та куда-то исчезла… Ведь решила никуда не соваться…