Смотреть на него не хотелось, но не смотреть было невозможно.

Ему проломили голову. Кирпичом. Он валялся тут же, покрытый кровью, грязью и чем-то еще отвратительным.

Это же отвратительное, серо-кровавое, виднелось сквозь дыру в черепе.

Дон с трудом сглотнул вязкую горечь, напоминая себе: блевать не время. Он отвечает за Семью.

— Назад! — скомандовал Дон.

Ребята, не успевшие добежать до трупа, остановились.

Сам же Дон шагнул вперед, медленно и осторожно.

Его смущал запах.

Поверх обычной для подворотен помоечной вони пахло больницей. Хлорка. И кислота. И еще что-то — резкое и совершенно здесь неуместное.

Взгляд метнулся от трупа вокруг.

Хозяйственная сумка — разодранная. Осколки бутылки с яркой этикеткой. Рассыпанный порошок — стиральный, из надорванного пакета.

Распотрошенная пачка сигарет прямо поверх тела.

И — голубой берет с отпечатком грязной подошвы.

Сердце замерло и провалилось куда-то в живот.

Этот голубой берет, и знакомые берцы на трупе…

Нет, этого не может быть!

Позади Дона кто-то вдохнул со всхлипом и прошептал:

— Мишаня?..

— Эрик, не трогай его! — велел Дон, не оборачиваясь, и наклонился к телу, стараясь не наступить в едко воняющую лужу. Леший знает, что за ядовитая дрянь тут разлита.

Он с трудом заставлял себя не зажмуриваться и хоть как-то дышать. Очень хотелось прямо сейчас оказаться дома, не видеть и не знать этого ужаса.

Почему-то перед глазами вращалась, стеклянно поблескивая, банка; и в этой банке одноглазый урод смеялся, разевал зубастую пасть, и к запаху хлорки с кислотой добавился формалин…

«Тьфу, чур меня!» — подумал Дон, прогоняя головокружение.

Реальность была хуже глюка.

Там, где лицо трупа — называть его Поцем язык не поворачивался, не могло это тело быть Поцем! — касалось лужи, кожа облезла, оголив кровавые мышцы…

Кто-то толкнул Дона сзади так, что он едва не опрокинулся прямо на тело.

Удержался, обернулся — и встретился взглядом с позеленевшим Киллером. Он смотрел на Дона, замерев и прижимая ко рту какую-то тряпку.

«Платок, наверное», — подумалось отстраненно.

Миг Киллер смотрел, потом раскашлялся, сгибаясь пополам.

Дон бросился к нему, схватил за плечи и оттащил прочь от тела. Успел только заметить, что платок упал, а Ариец его поднял.

Так же отстраненно подумалось, что Ариец молодец. Не надо оставлять улик. Вообще ничего тут трогать не надо, и лучше бы мотать подобру-поздорову, пока кто-нибудь из прохожих не вызвал полицию и их всей компанией не загребли за убийство.

Похоже, о прохожих и полиции сейчас думал только он. Остальные, даже Кир, топтались вокруг в полной растерянности и с таким видом, что сейчас все тут заблюют. Разве что Ариец снова нагнулся что-то поднять…

— Стоять! — рявкнул Дон, не успев подумать.

Ариец замер, разогнулся и недоуменно на него посмотрел. А Дон увидел у его ног брелок с ключами. Потяжелее, чем его собственный, и с выбитым значком десантуры.

Поцев брелок.

— Ничего не трогать. Идем отсюда. Сейчас же.

Первый осмысленный взгляд принадлежал Киру. Сначала — на Дона, потом — на улицу. Там, всего в десятке метров, шли люди. Нормальные, озабоченные и веселые, всякие разные. И никто, ни единый человек не заглянул в подозрительную подворотню — которая с улицы, если стоять напротив, вся была как на ладони.

Нет, неправда.

Вот мальчишка с мороженым, лет семи — самый любознательный возраст! — глянул прямо на Дона… и на Киллера… на труп…

Дон замер.

Вот он, момент истины. Сейчас мальчишка заорет, дернет за руку маму, она завизжит на всю улицу…

Но мальчишка скользнул взглядом дальше, словно перед ним были красоты архитектуры, никому на фиг не нужные, и вернулся к своему мороженому.