– Об этом давай молчать. – И Шура кивнула на полицейского, который шёл шагах в пяти и немного впереди, ведя на поводке крупную овчарку с бурой, как у волка, спиной.
Глава шестая
– Нет, Прокошенька, не справимся мы с тобой. Брёвна вмёрзли, не осилить нам их. Надо попробовать где-нибудь землю подкопать. Где сильно не промёрзла. А ну-ка, разгребай листья.
– Мам, ты думаешь, там есть соль?
– Может, и есть. А может, и нет.
– А зачем мы тогда копаем?
– Спрячемся там. До утра. Ночь переждём, а утром уже пойдём.
– Куда? На хутор? На озеро?
– А куда ж ещё? Больше нам, Прокошенька, идти некуда. Ты ж видел, что в деревне делается.
Они выломали колья, разгребли листву и начали долбить мёрзлую землю. За этим и застали их полицейские. Они уже успели выдолбить порядочное отверстие, в которое Прокопий свободно просовывал голову, когда сзади послышались осторожные шаги.
– Мам, смотри, – мгновенно побледнел мальчик.
Зинаида оглянулась и присела от страха. Шагах в пятнадцати от них стояли двое полицаев. Один из них напряжённо улыбался, держа наготове направленную на них красноармейскую винтовку. Другой отдувался, вытирал пот и оглядывался по сторонам.
– Ты кто? – спросил её первый полицай.
Зинаида молчала. Произошло то, чего она боялась больше всего. Она ловила ртом воздух, который вдруг стал горячим, так что обжигало гортань и грудь. С трудом удерживая дыхание, Зинаида опустилась на снег.
– Что, беглая, спеклась? – хохотнул Соткин. – Ты чья же будешь? Старостина дочка? Ну что молчишь? Знаем, наслышаны. Хотя лично, так сказать, не имели чести…
– Мы тут… За дровами пришли… – Зинаида с трудом выдавила эти несколько нелепых слов и жестом приказала Прокопию, чтобы уходил.
– Стоять! – тут же крикнул Соткин. – И не вздумай бежать. Пуля всё равно быстрее бегает. За дровами они пришли… А может, за грибами? Или сенца коровке подкосить? Время-то как раз подходящее…
– Отпустите нас. Ну, пожалуйста, отпустите. – И Зинаида встала на колени. – Христом Богом прошу, отпустите. Мы ведь никакого зла никому не сделали.
– Разберёмся. Сделали или не сделали… Может, и отпустим. – И Соткин засмеялся, сверкая белыми крепкими зубами. – А ну-ка, Матвей, пройди там, посмотри. Если никого, бегом сюда. С красавицей разбираться будем…
Фимкин, ухмыльнувшись и скользнув взглядом по лицу и дрожащим рукам Зинаиды, побежал к оврагу, на ходу заглядывая под навесы и в обвалившиеся шалаши, оставшиеся с прошлой зимы, когда отряд Курсанта пытался обосноваться здесь.
«Господи, отведи сына моего, Прокопия, от зла этих людей, – молилась Зинаида. – Святая Владычица, Христа Бога нашего Мати, попроси Сына своего, со хранителем мои ангелом, спаси души наши, огради…»
– Молишься, красавица… Значит, грешная. Значит, и до нас уже нагрешила. Ну, тогда тебе терять особо нечего. Молись, молись… – Соткин опустил к ноге приклад винтовки, достал из кармана шинели кисет с табаком и начал старательно сворачивать «козью ножку». – А парень с тобой чей же? Неужто твой?
– Мой. – И Зинаида схватила Прокопия, крепко прижала его к себе. – Если вы над ним что удумаете сотворить, Бог вас накажет. И вас, и ваши семьи, и весь род ваш до четвёртого колена. Вы слышите?
– Не тронем мы твоего щенка. Он нам без надобности. А вот с тобой у нас, красавица, разговор будет полюбовный. Будешь себя хорошо вести, договоримся. От тебя, как известно, не убудет. И ты своё получишь, и мы.
– Вы что такое задумали? Не смейте прикасаться ко мне! – Зинаида заплакала.
Прокопий вырвался из её рук, схватил обломок кола, которым долбил землю, и кинулся на полицейского.