— Гафарова, занятия завершены!

Хватаю рюкзак, вытряхиваюсь в коридор и, сдирая черный лак с ногтей, следую за обтянутой голубыми джинсами задницей Кэт. Она огромна и служит мне путеводной звездой в толпе по пути к раздевалке, а потом — и к курилке.

— Ну, рассказывай, как тебе удалось заполучить внимание Святоши? О чем разговаривали? Он уже согласился тебе отдаться? — мурлычет Кэт, прикуривая тонкую сигарету. На размазанных губах играет подлая усмешка.

Не знаю, что на меня нашло, но я едва сдерживаюсь, чтобы не плюнуть ей в лицо. Говорить с ней об этом парне желания нет.

Нахально улыбаюсь, прячу руки в карманы пальто и умиротворенно прищуриваюсь:

— Фи, как грубо. А как же прелюдия? М? — Приспешницы Кэт подобострастно заглядывают мне в рот, и я хохочу. — Он меня на романтическую прогулку позвал. Сам. Так что я действую с опережением плана!

— О, а ты в себе уверена... — Кэт страдальчески сводит нарисованные брови. — Он смотрит на всех как на дерьмо и жутко бесит ребят. Но лично у меня от него мурашки по всему телу. Маньяк какой-то, бр-р-р... Хотя, спор — это святое. На что только не пойдешь, чтобы выиграть, да, Регин?..

— Твоя правда! — Я панибратски хлопаю ее по плечу, стараясь долбануть побольнее, запахиваю пальто и неспешно иду к остановке.

Ботинки а-ля «Прощай, молодость» давят мелкие камешки, осколки стекла и травинки, по разрисованной коже под дырявыми колготками ползет озноб, на сердце тяжело.

Серость этого места наводит тоску, стоит огромных усилий не поддаваться панике.

Я всего лишь хотела не прослыть изгоем, раскрасить будни неведомому пареньку из шараги, на время прилипнуть к нему и поставить на место Кэт, но все вышло из-под контроля.

Кажется, для общения со Святом я выбрала неправильную маску...

В очередной раз пытаюсь анализировать все, что натворила, но окончательно запутываюсь в дебрях. Моя дурная башка снова работает неправильно, и некому навести в ней порядок.

У меня мало воспоминаний о раннем детстве — продуваемом всеми ветрами, голодном и одиноком, но я помню камни. Когда папа оставил меня одну, на многие километры вокруг лежали только они — безжизненные, безликие, равнодушные, твердые, одинаковые. Однако даже на камнях росли цветы.

Красота цветов притягивала еще одно невероятное творение природы — прекрасных бабочек. Эти трепетные, беззащитные создания радовали, утешали и высушивали мои слезы в моменты нестерпимой боли во всем теле и тоски по маме. Они спасли меня. С тех пор я убеждена: красивое не может быть плохим.

Когда врачи разрешили мне пойти в школу, я была старше одноклассников. Но ума и сообразительности сей факт мне не прибавлял. Как и авторитета.

Меня унижали, обзывали, даже били, и ощущение, что я так и не смогла выбраться из каменного мешка, преследовало, мучило, сбивало с ног. Но я научилась выбирать маски и играть нужные роли, и в конце девятого класса самый популярный мальчик в школе захотел быть со мной.

Больше не было страхов — он провожал, заботился, указывал правильное направление. Больше не было смешков и издевок... Но он не был красивым, потому и разослал наши интимные фотки всей школе.

Ученики противно ржали и тыкали в меня пальцами, но я не понимала почему. Ведь фотографии-то красивыми были, а интерес парней, вопреки замыслу подлеца, возрос до небес.

Тогда я выбрала роль бесшабашной, веселой и доступной девчонки и не отказывала никому — было приятно хотя бы короткие минуты под грязной лестницей чувствовать себя нужной. Я думала, что этот путь к нормальности был верным, но...