— Да что вы себе… – дергаюсь, а он как ни в чем не бывало, уже легонько давит на плечо, чтобы я успела сесть на диванчик спиной к своим, кажется уже бывшим, друзьям. На лице мужчины не отражается никаких эмоций, когда он садится напротив и быстро оглядывает меня блестящими глазами.

— Анастасия, твоего отца посадят, это точно, дело буквально двух дней, это уже даже не обсуждается, — отмахивается он, и говорит буднично, будто речь идет о чем-то несущественном. — Друзья твои тебе не помогут – они не якшаются с неудачниками, а у тебя сейчас не будет денег даже чтобы милостыню возле церкви дать. Ни рубля – все будет арестовано.

Складываю руки на груди и откидываюсь на спинку диванчика. Мне больно слышать эти слова, но я понимаю, что он прав, тоже самое отец сказал вчера, но другими словами.

— Но у меня есть предложение… — вся его фигура тут же теряет показную леность в движениях, он даже подается навстречу, и кажется, что он способен, как тигр, преодолеть преграду в виде стола между нами и сграбастать добычу – меня – острыми зубами. — Возьму на себя все твои траты, обеспечу жильем, замолвлю слово за отца, чтобы у него были лучшие условия содержания…

— Вы предлагаете мне выйти за вас замуж? — удивленно восклицаю, и тут же ругаю сама себя – слова с языка срываются раньше, чем я успеваю обдумать свою фразу.

— Ну почему же… — он протягивает руку, и, верно, ждет ответного жеста. Но до меня доходит вся пошлость и абсурдность его предложения, и по коже пробегает дрожь брезгливости. Поняв это, его лицо немного темнеет – будто туча пробегает, но мужчина тут же берет себя в руки.

— Анастасия…Вы очень, очень красивая девушка… — он смотрит на меня так, что, кажется, можно порезаться об острый взгляд темных, чернеющих с каждой секундой глаз. в них будто начинает клубиться мгла, постреливают всполохи электричества, собирающиеся в огромные и сильные молнии.

Испуганно вскакиваю на ноги, хватаю шубу, не обращая внимание на то, как плечики со стуком летят на пол, и буквально лечу к выходу из этого кафе. На ходу врезаюсь в официанта с двумя дымящимися чашками в руках, и даже не успеваю извиниться, когда слышу, что он шипит, обжегшись. Только краем глаза замечаю показательно брезгливо сжатые губы Лены Вилковой. Она изображает недовольство, и я уверена, что и Стас Мишин, и Женя Пак одинаково зеркалят ее эмоции, если бы они не решили вычеркнуть меня из друзей из-за пошатнувшегося социального статуса, то уже давно подошли, и хотя бы поздоровались, но этого не произошло…

Глаза обжигают слезы, которые я хочу удержать в себе, не выпуская наружу, и холод, в который врезается мое тело за дверью кофейни, не чувствуется с начала. Но уже через пару метров мне приходится замереть на секунду, потому что все вокруг начинает расплываться темнеющим пятном…

8. - 7 -

— Ну что, по-моему, это более, чем щедрое предложение, — отец откладывает бумаги на стол, снимает очки с носа и переглядывается со своим юристом. Тот важно кивает. — Если слову Салазара можно доверять…то… это даже больше того, о чем я вообще мог мечтать.

— Можно, — поддерживает юрист и я понимаю, что он говорит это специально для меня.

Закатываю глаза и надуваю губами большой розовый шар из жевательной резинки. Он лопается с резиновым хлюпом, и я втягиваю его обратно, скатывая языком обратно в плотную массу.

— Ты серьезно вот так продашь свою дочь? — обращаюсь к отцу, вкладывая в свой голос все свое пренебрежение, всю свою брезгливость, но наивно полагать, что эта демонстрация честности может на него как-то повлиять. — Продашь?