Даже в свои двенадцать лет Эшли с длинными прямыми белокурыми, как у Фернанды, волосами выглядела очень эффектно. У нее были тонкие черты лица, и фигурка обещала стать весьма привлекательной. Она медленно, но верно превращалась из ребенка в девушку, и Фернанде хотелось, чтобы этот процесс протекал как можно медленнее. Серьезное выражение глаз делало ее старше своего возраста. За последние четыре месяца все они повзрослели. Фернанда, например, которой летом должно было исполниться сорок лет, чувствовала себя столетней.
– Как занятия? – спросила она, обращаясь к Эшли, которая уселась на переднее сиденье.
Машины, скопившиеся позади них на Франклин-стрит, принялись нетерпеливо сигналить. Как только Эшли пристегнулась ремнем безопасности, машина тронулась с места, и они направились домой.
– Все в порядке, – ответила Эшли.
Обычно она относилась к занятиям с энтузиазмом, но сейчас выглядела усталой и вялой. Теперь всем им приходилось многое делать через силу. Самой Фернанде иногда казалось, что она в течение нескольких месяцев плывет против течения. Наверное, и Эшли испытывала то же самое. Как и все остальные, она тосковала по отцу.
– У Уилла сегодня игра. Не хочешь пойти? – спросила Фернанда, лавируя по Франклин-стрит в потоке машин, обычном для часа пик.
Эшли покачала головой.
– Мне надо готовить домашнее задание. – Она, по крайней мере, старалась, хотя, судя по отметкам, это не всегда получалось. Фернанда не отчитывала ее за это. Она и сама бы сейчас не смогла получать приличных оценок.
– Мне надо, чтобы ты присмотрела за Сэмом, пока я буду отсутствовать. Договорились?
Эшли кивнула.
Раньше Фернанда никогда не оставляла их одних, но теперь это было невозможно. Не к кому обратиться за помощью. Быстро нажитое богатство изолировало их от всех. Еще больше отдалила неожиданно наступившая бедность. Люди, с которыми они дружили долгие годы, стали чувствовать себя неловко с появлением этих бешеных денег. Их новый стиль жизни заставил друзей отвернуться от них. А гибель Аллана и проблемы, которые он ей оставил, отдалили ее от них еще больше. Она не хотела, чтобы кто-нибудь знал, в каком ужасном положении они оказались. Она редко отвечала на звонки. Ей не хотелось ни с кем говорить. Кроме детей. И адвоката. У нее были все классические симптомы депрессии. Да и кто, оказавшись на ее месте, смог бы избежать этого? Она неожиданно овдовела в тридцать девять лет и вскоре должна была потерять все, даже дом. Единственное, что у нее осталось, – это дети.
Приехав домой, она приготовила ужин и в шесть часов накрыла стол. На ужин были гамбургеры и салат. Она также поставила на стол блюдо с картофельными чипсами. Их, конечно, не назовешь полезной для здоровья пищей, но чипсы они, по крайней мере, ели. Не потрудившись даже положить себе гамбургер, она съела листочек салата, остальное выбросила в мусорное ведро. Она, как и Эшли, редко испытывала чувство голода. За последние месяцы Эшли выросла и похудела, от чего неожиданно стала выглядеть еще старше.
Когда без четверти семь Фернанда и Уилл отправились в Пресидио, Эшли наверху готовила уроки, а Сэм смотрел телевизор. Уилл был в бейсбольном обмундировании и почти не разговаривал. Как только они приехали, она прошла на зрительские места, где сидели другие родители. Никто с ней не заговорил, да и она не пыталась ни с кем разговаривать. Люди не знали, что ей сказать. Ее горе заставляло каждого испытывать неловкость. Похоже, люди боялись, что горе может оказаться заразным. Женщины, у которых были мужья и нормальная, благополучная жизнь, боялись приближаться к ней. Впервые за семнадцать лет она вдруг стала одинокой. Она молча наблюдала за игрой, чувствуя себя изгоем.