Если до этого момента Грэхард просто установил сам с собой, что Эсна – никудышная любовница, которая совершенно не умеет доставлять мужчине удовольствие, то теперь игнорировать факты становилось сложнее. Женщины, даже если они никудышные любовницы, не плачут в постели с мужчиной, которой им желанен.

Вывод напрашивался единственный, а Грэхард, каким бы самоуверенным мужчиной он ни был, оставался всё-таки умным человеком.

В голове его громко прозвучало ёмкое нецензурное выражение.

Мысль о том, что он нежеланен, была настолько революционной, ужасной и нестерпимой, что некоторое время Грэхард думал исключительно нецензурными словами.

Когда первый шок прошёл, и к нему вернулась способность образовывать логические связи, он с ошеломительным удивлением понял, что только что чуть не изнасиловал собственную жену.

Насиловать Грэхарду приходилось.

Однажды.

И это был совершенно не тот опыт, который он желал бы повторить.

Так что да, осознание того факта, что он только что чуть не изнасиловал Эсну, отрезвило его похлеще вылитого за шиворот ведра ледяной воды. Весь любовный чад выветрился из его головы; на место ему пришли досада, недовольство собой и ею и потребность перевалить ответственность с себя-любимого на того, кто подвернётся.

Выбор тех, кто подворачивался, был крайне ограничен, так что претензии достались, собственно, Эсне.

Недовольно отстранившись от дрожащей и глотающей слёзы жены, он сел на край постели, сложил руки на груди и вперил в неё мрачный тяжёлый взгляд.

Неожиданно получившая свободу Эсна неловко прикрылась и попыталась отползти от него подальше, что, впрочем, не очень ей удалось.

– Я смотрю, – язвительно сказал Грэхард, заламывая бровь, – ум женщин из рода Кьеринов сильно преувеличен.

Переход был таким резким и странным, что Эсна аж плакать перестала, и только заморгала удивлённо, пытаясь понять, почему он её отпустил и к чему была сказана эта фраза.

Демонстративно возведя глаза к потолку, Грэхард мрачно вздохнул и продолжил благородное дело переваливания ответственности:

– Я полагал, солнечная, – прибавил он градус язвительности в голос, – что женился на умной женщине. И что эта умная женщина, – подчеркнул он интонацией, – изволит открыть рот и сказать, если мои действия по каким-то причинам будут ей неприятны.

Упрёк был весьма несправедлив; не то чтобы у Эсны было так много возможностей что-то сказать, да и весьма сомнительно, чтобы он стал слушать, что она там лепечет. Тем не менее, цель была достигнута: это не он теперь такой невнимательный, это она теперь такая безалаберная.

Исступлённо вцепившись в край покрывала как в единственную защиту, Эсна растеряно возразила:

– Но ведь вы теперь мой супруг, и имеете право… – его тяжёлый взгляд заставил её поперхнуться словами и замолчать.

– В самом деле, ты меня сегодня разочаровываешь, солнечная, – продолжил сливать яд Грэхард. – По-твоему, значит, выходит, что женился я на тебе, чтобы приобрести этим право тебя насиловать?

Логическая цепочка показалась Эсне идеальной, и она мучительно покраснела, охотно принимая переваленную ответственность на себя. Ей тут же подумалось, что, в самом деле, она кругом виновата, потому что, действительно, априори полагала, что его устраивает такое положение вещей. Некстати припомнился разговор в беседке, где он упомянул идею с похищением, – действительно, если бы насилие его удовлетворяло, это было бы более простым выходом, не требующим таких сложностей со сватовством. Получается, и в самом деле, она совершенно безосновательно оскорбила его, приняв за насильника, и кругом виновата, что не попыталась остановить его вовремя.