Масштабное и эксклюзивное военное присутствие США в Персидском заливе, а также фактически монопольное обладание ими мощным потенциалом ведения боевых действий на большом удалении от своей территории открывают перед Америкой широчайшие возможности единолично принимать нужные политические решения. На тот случай, если потребуется исключить потенциальную связь между распространением ОМП и терроризмом конспиративных групп, Соединенные Штаты располагают средствами действовать самостоятельно, как это и было продемонстрировано в ходе свержения последнего иракского режима. Однако если принять во внимание долгосрочные последствия переворота в стратегии насилия, то проблема выглядит более многосложной, а шансы Америки на единоличный успех – значительно более эфемерными.

Трудно представить себе, чтобы Соединенным Штатам удалось в одиночку принудить Иран к радикальной переориентации. Ввиду гигантского разрыва в военной мощи между двумя этими государствами открытое военное давление может поначалу принести желаемый результат, но будет огромной ошибкой недооценивать накал националистических и религиозных эмоций, которые подобные методы возбудят, скорее всего, у 70 миллионов иранцев. Иран – страна с величественной имперской историей и высокой национальной самооценкой. И хотя религиозный угар, передавший власть теократической диктатуре, похоже, понемногу развеивается, прямое столкновение с Америкой почти наверняка приведет к новой вспышке народного неистовства, вдохновляемого фанатичным шовинизмом.

Россия не чинила препятствий энергичным военным инициативам США по изменению стратегических реалий в регионе, но охватившее сегодня район Персидского залива геополитическое землетрясение может свести на нет старания Америки укрепить независимость прикаспийских государств. Поглощенность США переустройством Ирака, не говоря уже об усилении американо-иранских трений, может создать у Москвы соблазн возобновить давление на Грузию и Азербайджан в расчете вынудить их отказаться от намерения примкнуть к евроатлантическому сообществу, а также активизировать попытки воспрепятствовать долговременному военно-политическому присутствию США в Центральной Азии. Все это может существенно осложнить для Соединенных Штатов вовлечение центральноазиатских государств в широкие региональные инициативы, направленные против исламского фундаментализма в Афганистане и Пакистане. Не исключено, что в этом случае возрождение мусульманского экстремизма в духе «Талибана» произойдет уже на общерегиональном уровне.

Уменьшить риск подобного развития событий может тесное стратегическое взаимодействие между США и ЕС в отношении Ирака и Ирана. Добиться его, скорее всего, окажется нелегко, принимая во внимание расхождения в позициях Америки и Европы, однако выгоды сотрудничества перевешивают издержки любого компромисса. Для Соединенных Штатов совместный курс означает сужение свободы единоличных действий, для Европейского союза – сокращение возможностей своекорыстного бездействия. Но, выступая согласованно – а это предполагает, что угроза применения военной мощи США будет подкрепляться политической, финансовой и (отчасти) военной поддержкой ЕС, – евроатлантическое сообщество сумеет поставить на ноги подлинно стабильный и, быть может, даже демократический режим в постсаддамовском Ираке.

Действуя совместно, Соединенные Штаты и Европейский союз окажутся в более выигрышном положении и с точки зрения улаживания широкого комплекса региональных последствий переворота в Ираке. Серьезный прогресс в деле палестино-израильского примирения развеет опасения арабов, подозревающих, что действия США против иракского режима были инспирированы Израилем, жаждущим ослабить все соседние арабские государства и увековечить свой контроль над палестинским населением. Кроме того, стратегическое сотрудничество США с Евросоюзом поможет Турции избежать болезненного выбора между союзнической верностью США и надеждами на членство в ЕС.