«Интродукция и Рондо каприччиозо» не задалось с самого начала. Уже во вступлении она допустила две досадных интонационных ошибки. Ладони вспотели, и в момент, когда она чуть повернулась влево, ей показалось, что скрипка сейчас выскользнет, упадет и разобьется, а вместе с ней разобьются и ее надежды, и она сама и больше уже никогда не воскреснет. И тут на Еву накатила липкая муть, и сердце быстро заухало в горле, а ведь казалось, что эти панические атаки давно канули в небытие. Главное – не грохнуться в обморок, потому что тогда она точно упустит этот шанс, и второго у нее не будет. И от этого понимания ей показалось, что скрипка вдруг еще сильнее словно бы скользнула вниз… Держать! Держаться! Но… Не смогла. Лажанула при выполнении тремоло. Всё, теперь точно конец. Как она там говорила журналистке? «Я в любой момент могу всё бросить»? И вот он – тот самый момент.

Смычок устало соскользнул по струнам. Ева опустила скрипку и просипела:

– Извините…

Она очень хотела уйти, но почему-то не могла двинуться с места, и все-таки решилась наконец посмотреть перед собой… Настя сидела, собрав губы куриной гузкой и опустив глаза в какую-то бумажку. Юлий скрестил пальцы на животе и смотрел на свой левый ботинок. Майкл почесал переносицу и доброжелательно кивнул Еве, старательно делая вид, что все нормально. Иван Ильич… Ева сглотнула и все-таки взглянула на него. Иван Ильич улыбался торжествующе – так, как улыбаются предсказатели и медиумы, когда их пророчества сбываются. А потом он вдруг перестал улыбаться, цыкнул краем рта и разочарованно покачал головой. Черт бы его побрал! Черт бы их всех побрал. Вместе с ней самой.

Ева сглотнула соленый вязкий ком, и тут ее словно прорвало, словно снесло плотину, словно лавина дождалась своего часа:

– Я тоже разочарована. – Ева взяла скрипку и смычок в правую руку и освободившейся левой рукой провела сзади по шее. Рука стала очень мокрой, и Ева вытерла ее прямо о джинсы.

– У меня в последнее время в жизни одни разочарования. – Ева старалась не смотреть на Ивана Ильича, будто его не существовало. – Нет, я не давлю на жалость, не думайте. Просто это логично… что я сегодня не смогла… Я думала, у меня будет когда-нибудь свой коллектив… Команда. Чтобы вместе. Видимо, не судьба. Видимо, я такая – одиночка, кочевник, без своего прибежища. У меня… даже шляпа, – и Ева стянула с головы шляпку, посмотрела на нее, сморщилась и бросила на пол, – даже шляпа – с чужого плеча!

Тыльной стороной ладони Ева утерла слезу. Почему все молчат? Смотрят и ничего не говорят.

– Настя, почему ты молчишь? – Ева взглянула на Настю. – Неужели у тебя не было никогда ощущения, что ты не способна стать королевой музыки? Что у тебя нет будущего, а, Насть? А оно вообще у тебя есть? Юлик, а ты? – И Ева перевела взгляд на Юлия. – О, сколько ходит слухов о том, что ты боишься сцены, как черт ладана! Как ты вообще играешь перед аудиторией? И какие у тебя перспективы? И есть ли они?.. И сколько разочарований у вас еще может быть?..

Настя поджала губы, а Юлий засопел, отвернувшись и посмотрев куда-то вбок.

– Что ты несешь? – вполголоса проговорил Майкл, и от этого Ева очнулась, словно вынырнула из морока, оцепенение спало с нее, и Ева выскочила из зала, даже не закрыв за собой дверь. Она уже почти добежала до середины коридора, как вдруг остановилась и тихонько на цыпочках вновь подкралась к двери. Иван Ильич о чем-то тихим голосом говорил Майклу, Юлию и Насте, а те лишь молча согласно кивали. А что ты еще хотела, Ева? Все правильно. Все логично.