Республика никогда не жила без князя. В меру воинственный и удачливый князь должен был обеспечить независимость государства от покушений со стороны других Рюриковичей и свободу торговых путей из Новгорода на “низ” – в южнорусские земли. Богатая республика имела уязвимое место: лесистые и болотистые северные почвы были неплодородными, и Новгород постоянно нуждался в подвозе хлеба. В случае политических конфликтов князья-противники тут же перекрывали торговые пути, и тогда цены на новгородском рынке взмывали в 5-10, а иногда и в 30 раз. “Резаху люди живые и ядяху, а инии мертвая мяса и трупие обрезанное ядяху, а друзии конину, псину, кошкы, а ини же мох ядяху, сосну, кору липову и лист, кто что замысля; а инии пакы злии человеци почаша добрых людии домы зажигати, кде чюючи рожь…” – так описывал летописец голодную весну 1231 г. в богатом городе.

Поэтому на новгородском престоле мог находиться даже князь-ребенок или его представитель-наместник, обозначавший такой союз. В случае необходимости (но далеко не всегда) князь возглавлял объединенное войско новгородцев и своих дружинников. Повседневной же функцией князя в Новгороде был суд, судебные решения скреплялись княжеской печатью. Но судил князь вместе с посадником. Победа 1136 г. навсегда поставила князей под республиканский контроль. Стандартная формула новгородского “ряда” с князем выглядела так: “А без посадника ти, княже, суда не судити, ни волости раздавати, ни грамот даяти. А без вины мужа волости не лишати”. За работу князь получал судебные пошлины и доход с определенной территории, но не становился ее владельцем.

В XIII веке договоры, определявшие отношения князей с Новгородом, имели уже вполне разработанный формуляр (первый из дошедших до нас относится к 1264 г.). При заключении “ряда” князь целовал крест “на всей воли новгородской”, обязывался “держати… Новгород по пошлине” (то есть по старине).

Гарантией соблюдения договора был запрет князю и его слугам приобретать в новгородских владениях земли. К тому же новгородцы были “вольны во князьях”, поэтому у них не было одной “законной” княжеской династии. Приглашенный князь ставился в положение высокооплачиваемого чиновника и мог быть в любое время сменен: в случае конфликта ему “указывали путь” из Новгорода. Небольшая княжеская дружина в 300–500 человек ничего не могла поделать с многочисленным городским ополчением и боярскими отрядами.

Истоки такого порядка уходят в глубокую древность, когда родоплеменная верхушка славянских и угро-финских племен возглавила эту “федерацию”. Скорее всего, именно ее потомки превратились в наследственных бояр. В отличие от других земель, где боярином становился княжеский советник или дружинник, новгородским боярином нужно было родиться: лишь представители 40–50 родов носили это звание. Археологические раскопки показали, что каждому роду принадлежало по 8-ю городских усадеб (площадью около 2 тыс. м^>2), на протяжении столетий не менявших своих границ. Такие клановые владения представляли собой мощные комплексы с двухэтажными боярскими хоромами (с балконами, стеклянными окнами и цветными витражами) и хозяйственными постройками, запасами, ремесленными мастерскими, с челядью и прочими зависимыми людьми.

Усадьбы каждого рода группировались в определенном конце Новгорода и держали под контролем несколько кварталов с их обитателями. Они составляли городскую опору боярских родов, являвшихся настоящими хозяевами в городе и на подвластных ему территориях. В Неревском конце господствовали Мишиничи и их родичи: Онци-форовичи, Самсоновы, Борецкие; в Славенском – Лошинские, Селезневы, Грузовы, Офонасовы; на Прусской улице – потомки Михалки Степановича. Новгородские бояре не рассредоточивались по своим вотчинам, а сидели в Новгороде, иначе они утратили бы возможность участвовать в борьбе за власть.