Неудача переписи в Новгороде, несомненно, вызвала недовольство Орды. В 1258 году Александр был вызван в Сарай и получил военную подмогу для обуздания новгородцев. В 1259 году дружина Александра Ярославича явилась под Новгородом вновь в сопровождении значительного татарского отряда. Новгородские власти, опасаясь погрома, согласились на ордынскую перепись, но, когда татарские переписчики, сопровождаемые дружинниками Александра, начали “ездить окаянные по улицам, переписывая дома христианские”, в городе вновь поднялся мятеж[5]. После недолгого сопротивления новгородцы были сломлены и “дали число”, успеху Александра содействовали “великие” бояре, которые, по выражению летописи, творили “себе легко, а меньшим зло”. Александр уехал вместе с татарами, оставив наместником своего второго сына Дмитрия. Так был подавлен еще один очаг сопротивления ордынскому игу.

Союз Александра Ярославича с Ордой предопределил подчинение татарами и Юго-Западной Руси. Даниилу Галицкому, оставшемуся без союзников в русских землях, труднее было добиться помощи католической Европы. Монголы, состоящие в союзе с князем-христианином, перестали казаться Европе опасными. В 1258 году против Даниила было отправлено большое войско под руководством одного из лучших монгольских полководцев, Бурундая, и к 1261 г. сопротивление Юго-Западной Руси было подавлено, Даниил был вынужден даже срыть укрепления многих городов.

Сопротивление установлению ордынского ига на этом, однако, не прекратилось. В 1262 году восстание охватило практически всю Северо-Восточную Русь. В крупных городах – Ростове, Владимире, Суздале и Ярославле – собрались веча, горожане, взявшие в свои руки власть, изгнали и частью перебили ордынских чиновников и откупщиков дани (часто это были купцы-мусульмане и даже русские люди вроде поразившего воображение современников бывшего монаха Зосимы, принявшего ислам). Позднейшие летописи пытались изобразить русских князей вдохновителями восстания. Устюжская летопись XVI в. даже сообщает, безусловно, вымышленный эпизод о рассылке Александром “грамоты”, “что татар бити”. Но Александр Ярославич, разумеется, не имел отношения к народному движению – ранние летописи ни слова не говорят об участии в нем князей, а хвалебное “Житие” Александра вовсе не упоминает о восстании. При самом начале восстания Александр поехал в Орду, цель и исход этой поездки нам неизвестны. “Житие” и единственная летопись, упоминающая о ее причинах, сообщают, что хан Берке потребовал присылки русских войск для участия в монгольских походах (“гоняхуть христиан, веляще с собою воиньствовати”), а князь отправился в Орду, “дабы отмолити людии от беды тоя”. Панегиристы князя предполагают, что в результате его “дипломатических усилий” хан оставил восстание безнаказанным. Но скорее всего, хану Берке, который в это время вел тяжелую войну с ильханом Персии, было не до Руси, и он предоставил разбираться с горожанами самим русским князьям, в преданности которых мог быть вполне уверен. Известно, во всяком случае, что русские отряды впоследствии неоднократно участвовали в монгольских походах.

Таким образом, целенаправленными и долговременными усилиями князя Александра Ярославича ордынское иго над Русью было установлено.

Какие же цели преследовал князь Александр, подводя Русь под ордынское ярмо? Скудость наших источников не позволяет ответить на этот вопрос совершенно однозначно. Поэтому в ходу несколько версий. Традиционная панегирическая трактовка действий Александра Ярославича, несколько модифицированная в 20-е гг. XX в. историками-евразийцами (главным образом Георгием Вернадским) и получившая в последние десятилетия особенно широкую известность в биологически-пассионарной версии Льва Гумилева, сводится к тому, что князь, заключив союз с Ордой, предотвратил поглощение Северной Руси католической Европой и тем самым спас русское православие – основу национальной самобытности.