— Береги себя, — тянусь к другу и крепко его обнимаю.

— Всё-всё, — Миша хлопает меня по спине, — хватит. Иди.

Стою у подъезда, смотрю, как уезжает чёрный «Мерин». Сколько раз я говорила Мише «до свидания» и не знала, увижу ли его живым? Не один и не два, и даже не десять…

Вечер, сумерки, почти лето. Май нынче жаркий и неспокойный. Со всех сторон. В стране, городе, дома, на работе — бардак везде. Пару лет назад я открещивалась от идеи связываться с бандитами, как от чёрта. А теперь чиню их при случае. Могла бы иначе зарабатывать — я шью неплохо. Только не помогать Мише не могла.

Зато теперь, когда Иваныч решил отойти от дел бандитских, забрезжила надежда на лучшее. Хотя честный бизнес в наше время — это почти космическая фантастика. Или?.. Не буду загадывать и буду верить, что всё у него получится. Я ведь рядом.

Вздохнув, тащусь в подъезд. В подъезде пахнет палёнкой и плесенью. Всё, как всегда.

Всё, да не всё… Дома, в прихожей стоит чемодан. Мой.

— Пришла, шлында, — ворчит баба Нюра, хозяйка квартиры, где я снимаю комнату. — Шляется по ночам невесть где, заразу в дом таскает.

Шаркая тапками, сжимая в морщинистых руках трёхлитровую банку с водой, она идёт в зал — её обитель.

Разуваюсь и заглядываю к ней. Старуха двигает к телевизору табуретку, накрывает её кружевной салфеткой, а сверху ставит банку. С вечера к утреннему телесеансу Чумака готовится.

— Баб Нюр, почему мой чемодан в коридоре стоит? — спрашиваю вежливо, хотя хочется назвать её собакой женского пола.

— За комнату не платишь — значит, съезжаешь. Я предупреждала.

— Ещё два дня до оплаты, если что, — скрещиваю руки на груди.

— Так у тебя денег нет. Сама говорила — зарплату не дают.

И что? Я же в прошлом месяце заплатила. Логика у бабы Нюры железная, конечно.

— Есть деньги, — расстёгиваю сумочку и опрометчиво достаю «котлетку», которую мне дал Миша.

Бабка вгрызается алчным взглядом в купюры. М-да, маху я дала, конечно. Но думать об этом поздно. Отсчитываю сколько положено и кладу деньги на комод.

— Я вам денежки принёс за квартиру за май, — хлопаю ладошкой по лакированной поверхности.

Баб Нюра слюнявит палец, пересчитывает:

— Мало.

— Чего это? — у меня брови ползут вверх.

— Инфляция, — старуха светит зубными протезами — улыбается. — И вообще, давай, за три месяца вперёд.

— Харя не треснет?! — не выдерживаю. — Прости хоспади…

— Не хошь — как хошь, — бабка кривится. — Чемодан уже собратый.

Деваться мне конкретно некуда. Родни в городе нет, а единственный друг — Миша — хоть и не прогонит, но тоже не вариант. У Иваныча вечно бабы в хате и братва наездами. Теперь вон ещё и стреляют прямо в подъезде. И вообще в этом районе всё как надо — ветлаборатория под боком, больница, где я затариваюсь по блату медикаментами для калымов. Можно, конечно, плюнуть — послать эту суку к едрене фене и уехать к бабуле моей в деревню жить. Но там сейчас такое болото, что даже самый трезвый язвенник забухает.

«Хошь не хошь», а придётся пойти на условия шантажистки. Отдаю бабе Нюре почти всё, что сегодня заработала, и с грустью смотрю на остатки денег — не разгуляешься, и это ещё мягко сказано.

***

Два дня спустя.

В понедельник с утра пораньше меня ждёт новый сюрприз от бабы Нюры. Пока я собираюсь на работу, она трещит с подругой по телефону, и из этого разговора становится ясно, что скоро у меня появятся новые соседи. Старуха решила переехать на дачу до осени, а комнату свою сдать. Кому-нибудь.

Сижу в кухне за столом, нервно грызу бублик, запиваю горячим чаем и жду, когда она трубку положит.