Этери же…

Само ее имя заставляло сердце биться чаще.

Заставляло чувствовать себя по-настоящему живым.

И тем больнее было осознавать, что она никогда его не будет. Осталось всего ничего, и произошедшее утром закончит другой — ее пока еще жених. Скоро муж.

Тенгиз будет ее обнимать, ласкать, целовать, вводить в мир плотских удовольствий. Ему она будет улыбаться, подставлять губы, шею, грудь, всю себя. Для него раздвинет свои красивые ножки. И имя кричать будет тоже… не Ильяса.

Память тут же воспроизвела момент, когда она выдыхала его имя.

Лучше бы он опять был избит отцом до потери сознания. Все не так больно.

Нет, он точно мазохист.

Ведь не зря говорят, перед смертью не надышишься, а все равно наивно пытался. Сам себя уничтожал. Но даже так лучше, чем вообще никак. Ему нужно продлить моменты их единения. Хотя бы на оставшиеся недели. Потом… будет потом. Возможно, он, наконец, возьмет себе отпуск и уедет куда-нибудь далеко. Возможно, не вернется…

Хотя нет. Не сможет он быть вдали от нее. Знать, что с ней все хорошо, видеть собственными глазами — это давно стало обязательным условием существования. Только так у него получалось сдерживать живущего в нем монстра на привязи. Без этого в нем не останется ни сил, ни желания быть хорошим и примерным. Не сказать, что рядом с ней лучше, но безопаснее точно. А то ведь… украдет же! И Этери его возненавидит за то, что лишил семьи и уважения своих. Тот случай, когда выбор без выбора.

— Мне жарко в куртке, — вернул к настоящему тихий и в чем-то даже робкий голос девушки.

А ему, Ильясу, жарко, когда она без нее. Именно поэтому он только крепче сжал хрупкие плечи, не позволив скинуть с себя верхнее одеяние. И без того все прохожие парни пялились на нее, как на самый вкусный десерт. Еще бы! С такими ножками, при виде которых только у мертвого не встанет. И то не факт. Примиряло только то, что Этери совершенно не замечала чужого интереса.

— И ты не ответил на вопрос, — дополнила она негромко, бросив на него робкий взгляд снизу вверх.

И блядь!!!

Породила тем самым в его разуме сразу десяток другой ассоциаций самого пошлого характера. Возбуждающим электричеством прошлись они по всем нервным окончаниям.

А ведь вроде только успокоился более-менее!

Ни хрена!

В считанное мгновение все вернулось в состояние близкое к пограничному. И вот как тут оставаться адекватным? Еще и ответ подходящий никак не желал находиться. В итоге Ильяс ответил как есть:

— Ты не хочешь знать ответ.

Что конечно же не удовлетворило его кошку.

Хоть и правда на деле показывай.

Ильяс даже позволил себе представить, как бы это происходило…

Как представил, так и отмел прочь.

Нельзя!

Условный рефлекс. Правильный. Еще бы также легко можно было перестать смотреть в глаза цвета замерзшего Байкала.

Он будто с размаху ударился о его поверхность, пробив насквозь тонкую корку, и теперь медленно, но верно погружался на его дно.

С виду холодные воды укутали неожиданным теплом. Вместе с девичьим телом, что подалось ему навстречу, и тихим:

— Ильяс…

Его имя из ее уст — как контрольный в голову. И вместе с тем наилучшее напоминание о неправильности происходящего, где он уже не просто сжимает хрупкие плечи, а прижимает Кошку ближе к себе.

Нет, он точно погорячился, согласившись на присмотр за нею. Сильно так. Его выдержка и без того держалась на одном честном слове, а уж теперь, когда он познал вкус ее страсти… Не полностью, но достаточно, чтобы сойти с ума от недостатка того. И теперь она вновь так близко…

Громкий смех проходящей мимо компании девушек вернул в реальность.