15 июня британцы и французы представили новый документ. Он предлагал, что если над государствами, не желающими получить гарантии, нависнет некая опасность, то участники тройственного пакта посовещаются друг с другом и решат, «есть ли угроза безопасности», в связи с которой стоит выполнить обязательства по взаимопомощи. Советы тут же отвергли этот проект на том основании, что гарантии безопасности автоматически распространялись на те страны, которые были нужны англичанам и французам, а если дело касалось государств, которых хотел обеспечить гарантиями СССР, то требовалось предварительное совещание. Если Британия и Франция не хотят давать гарантии странам Балтии, заявил советский меморандум, то следует отказаться от всего проекта о гарантиях, и тройственный союз будет действовать только в случае нападения непосредственно на государства, подписавшие пакт. В тот же день Молотов телеграфировал Майскому и Якову Сурицу, советскому послу в Париже: «Французы и англичане ставят СССР в унизительное неравное положение, с чем мы ни в коем случае не можем мириться… Нам кажется, что англичане и французы хотят заключить с нами договор, выгодный им и невыгодный нам, т. е. они не хотят серьезного договора, отвечающего принципу взаимности и равенства обязательств. Ясно, что мы не пойдем на такой договор»^>10.

Пригрозив полностью остановить переговоры, Молотов сделал очень эффектный шаг: в этой затее с тройственным союзом главным для британцев и французов было заручиться советской поддержкой для их гарантий в отношении Румынии и особенно Польши, над которой нависла прямая немецкая угроза из-за спора по поводу так называемого «польского коридора» – территории, где польская таможня контролировала порт Данциг и выход к Балтике, но при этом она отделяла Восточную Пруссию от остальной Германии.

К 1 июля Британия и Франция приняли советскую позицию в вопросе гарантий при условии, что список стран, которым будут предоставлены гарантии, будет не опубликован, а представлен в секретном протоколе^>11. СССР это устраивало, но теперь перед ним маячила куда более серьезная проблема. Советский проект трехстороннего альянса автоматически подразумевал согласие с военной конвенцией, уточняющей условия практического военного сотрудничества между тремя странами. Сталин был настроен на войну с Гитлером в самом ближайшем будущем и желал точно знать, на какую поддержку со стороны Британии и Франции он может рассчитывать. Потому-то Советы и настаивали на одновременном подписании военного и политического договоров, с помощью которых и был бы создан трехсторонний союз. А Лондон и Париж, со своей стороны, полагали, что Гитлер испугается развязывать войну, если после переговоров о военной конвенции будет подписан политический договор. На встрече с Сидсом и Полем-Эмилем Наджиаром, новым французским послом, проходившей 17 июня, Молотов четко сообщил, что на такое СССР не согласен^>12. Позже, в тот же день в телеграмме Майскому и Сурицу Молотов дал волю своему гневу из-за затянувшихся, утомительных и тяжелых переговоров: «Мы настаиваем также на том, что военная часть есть неотъемлемая составная часть военно-политического договора… и категорически отклоняем англо-французское предложение о том, чтобы прежде договориться о «политической» части договора и только после этого перейти к военному соглашению. Это мошенническое англо-французское предложение разрывает единый договор на два договора и противоречит нашему основному предложению об одновременности заключения всего договора, включая и его военную часть, которая является самой важной и самой политической частью договора. Вам понятно, что без совершенно конкретного военного соглашения, как составной части всего договора, договор превратился бы в пустую декларацию, на которую мы не пойдем. Только жулики и мошенники, какими проявляют себя все это время господа переговорщики с англо-французской стороны, могут, прикидываясь, делать вид, что будто бы наше требование одновременности заключения политического и военного соглашений является в переговорах чем-то новым… Видимо, толку от всех этих бесконечных переговоров не будет. Тогда пусть пеняют на себя»