Всю эту магическую бурю перекрыл победоносный волчий вой.

Наше время

Карелия, где-то в ста километрах от Петрозаводска

Олеся произнесла дословно все, что я ей написала на бумажке. К сожалению, эта записка, единственное, что мне разрешили ей оставить. В лечебнице для умалишенных даже подобная передача считается роскошью. Ведь Олеся заперта в особом отделении. Сюда не пускают никого. И если бы не мои постоянные просьбы и запросы, надоевшие всем до чертиков, даже мне запретили бы видиться с ней.

– Ты уверена, что мне это поможет?

На Олеську было страшно смотреть. Она сидела на худой кровати. С черным лицом, впалыми щеками и огромным животом, до родов осталось не более двух месяцев. Здесь это никого не волновало, ее положение не помешало санитарам завязать ей руки за спиной, надев на беременную смирительную рубаху.

– Должно помочь, – прошептала я, с опаской оглянувшись на входную дверь в ее палату, за которой дежурил санитар. – Это все, что могу для тебя сделать. Я… я не знаю, куда ее прилепить, чтобы ты могла видеть заговор перед глазами.

– Не надо прилеплять. Не надо, Лада. Я запомню, ты мне просто повтори еще раз.

– Хорошо.

Мне было невыносимо на нее смотреть. Моя одногодка, мы вместе росли в детском доме. Бедная, несчастная Олеся, оказалась в этом жутком месте. Ей было очень плохо. Местный врач мне шепнул, что он не уверен, доживет ли она до родов. По-хорошему, ее в больницу надо, но наша больница отказалась принимать буйную умалишенную. Поэтому и рожать ей придется здесь. Если доживет. Тощие ноги, почти кости, торчат из-под безразмерной рубашки. Из крохотного окошка с толстенной решеткой почти под потолком с трудом просачиваются сюда капли уличного света. Там уже совсем темно, а здесь специально вкрутили закрашенную лампочку. Ее покрыли темной краской, чтобы буйная Олеся лишний раз не паниковала – яркий свет вызывает у нее рецидивы. Это в этот момент она спокойно сидит на кровати и мерно пошатываясь взад и вперед, бормочет за мной слова заговора на здоровье. А если бы сейчас кто-то зашел и щелкнул выключателем, зажег верхний свет – Олеся бы вскочила с насеста и принялась, как это уже было не раз, пытаться себя убить или напасть на вошедшего и за неимением свободных рук, зубами разорвать его в клочья.

Мы вместе произнесли первую часть заговора. Я громче, Олеся тише, прикрыв веки и стараясь раз и навсегда запечатлеть в памяти то единственное, что могло ей помочь:

Я намеренно сделала паузу, подождала, пока она полушепотом, еле шевеля безжизненными губами, повторит текст. Затем продолжила:

– Запомнила?

– Запомнила. Буду повторять, пока не сдохну.

Я попыталась ее приободрить:

– Очень надеюсь, что этого не случится. Я долго искала этот заговор. Специально для тебя. Я нашла его в старой книге, которую купила на барахолке. Это даже не книга, а дневник неизвестной мне знахарки. Несколько заговоров из него мне уже помогли. Не мне, а… людям.

– Ты хорошая, Лада, – прошептала Олеся и даже в этой полутьме я заметила, как по ее щекам покатились слезы.