Сенатор Оксам откинулась на спинку стула и переключила половину своего сознания на восприятие политических данных за счет вторичных чувств. Но заниматься чем-то было бесполезно. Оставалось ждать, пока Найлз вынырнет окончательно.

Сенатор Оксам в качестве политического деятеля совершенно не походила на своего главного консультанта. Она воспринимала Сенат как целостный организм, как зверя, которого можно в чем-то приручить, а в чем-то – хотя бы понять. Найлз, напротив, жил под лозунгом того, что всякая политика локальна. Его богами были подробности.

Кабинет был заставлен компьютерной техникой, которая позволяла Найлзу держать связь со всеми Восемьюдесятью Планетами и знать обо всем, что там происходило каждый день. Голодные бунты на Мирзаме. Религиозные теракты на Веридани. Повседневные перипетии на рынках цен, этнические конфликты, медиа-расследования – и все это в реальном времени, по системе квантовой связи. Привилегии советника позволяли Найлзу наблюдать за внутренней деятельностью новостных агентств, финансовых консорциумов и даже за частными контактами тех, кто был достаточно богат для отправки данных по транссветовым каналам. И все это Найлз был способен анализировать и синтезировать в своем удивительном мозге. Сенатор Оксам была знакома со своими коллегами лично, и ей были видны их острые углы, мелкое тщеславие и пристрастия, но Роджеру Найлзу сенаторы виделись сложными существами, составленными из данных, – ходячими расчетными палатами для всего обилия информации, сыпавшейся на них с родных планет.

Они молча просидели друг напротив друга еще несколько минут.

Палец на руке Найлза снова дрогнул.

Нара терпеливо ждала, понимая, что это неизбежно. В кабинете было темно. Хрустальные колонки компьютерного оборудования возвышались вокруг, будто возведенные насекомыми стеклянные города. «Наверное, их могли бы выстроить светлячки», – думала сенатор. На поверхности кристаллов играли радужные блики – солнце проникало в комнату сквозь крошечные дырочки в синтетическом пологе, тянувшемся вдоль стеклянного потолка.

Оксам раздраженно взглянула вверх. Отверстия шириной в миллиметр среагировали на ее взгляд и немного расширились. Она почувствовала тепло солнца на кистях рук, развернула их ладонями вверх, а тыльной стороной ощутила приятный холодок от металлической крышки стола. В этом пятнистом освещении лицо ее главного консультанта казалось покрытым тонкой дырчатой вуалью.

Роджер открыл глаза.

– Война, – сказал он.

По спине у сенатора Нары Оксам побежали мурашки.

– Я просматриваю данные о снижении имперских налогов по всем дальним планетам, – продолжал Роджер Найлз и постучал кончиком пальца по правому виску – так, словно его голова представляла собой карту Империи. – Во всех системах, находящихся на расстоянии до четырех световых лет от риксской границы, экономика развивается на дотационной основе, благодаря Воскрешенному. И вот теперь партия лакеев ввела параллельные меры в области этой поддержки. Все утро они обсуждали этот законопроект – и вот, пожалуйста.

– Это война? А может быть, извечный патронаж? – с сомнением спросила Оксам. Воскрешенный Император и Сенат занимались взиманием налогов отдельно, и их источники доходов были очерчены столь же четко, как линия Рубикона вокруг здания Форума. Но каким бы раздельным ни предполагалось существование Императора и правительства, Партия Верности, верная своему названию, всегда все делала в угоду Императору. А особенно тогда, когда помогала своим избирателям на родных планетах. Позиции Партии Верности были традиционно сильны на дальних планетах и вообще на окраинах Империи, в опасной близости от соседей, представителей иных культур.