Зай ждал. Он, похоже, забыл о своем шампанском.

– Почти никто не поверил в нее, – сказала Нара. – О новой теории какое-то время подискутировали, у нее появилось некоторое количество приверженцев, но потом ее почти совсем отвергли.

Зай сдвинул брови.

– Но, видимо, впоследствии люди осознали свою ошибку. Иначе мы бы с вами не стояли здесь, в двух тысячах световых лет от Земли.

Оксам покачала головой.

– Они не осознали. По-настоящему поменяли мнение очень немногие. Те ученые, что были взращены на старой теории, упорно цеплялись за нее.

– Но как же тогда…

– Они умерли, капитан-лейтенант.

Нара Оксам допила шампанское. Древние споры все еще трогали ее, от волнения даже пересохло во рту.

– Вернее, они принесли в дар потомкам свою смерть, – сказала она. – Они оставили планету своим детям. Только тогда появились новые идеи, новая картина мира. Но только через смерть.

Зай покачал головой.

– Но наверняка они все равно когда-нибудь догадались бы…

– Если бы старики жили вечно? Если бы они обладали всем богатством, управляли бы армиями, не терпели несогласия? Мы бы до сих пор жили там, на одинокой окраине Ориона, и считали бы себя центром вселенной…

– Но те старики, которые ошибались, умерли, – закончила она.

Зай медленно кивнул.

– Я от многих слышал, что вы, «розовые», поборники смерти. Но считал, что это преувеличение.

– Это не преувеличение. Смерть – это главное условие эволюции. Смерть – это изменение. Смерть – это прогресс. А бессмертие – это идея, убийственная для цивилизации.

Зай улыбнулся и обвел взглядом холл, пытаясь впитать роскошь дворца.

– Пока мы не похожи на умершую цивилизацию.

– Семнадцать столетий назад Восемьдесят Планет обладали наиболее развитой техникой на этом витке галактической спирали, – сказала Нара Оксам. – А теперь полюбуйтесь… Риксы, тунгаи, фастуны – все они превзошли нас.

Зай вытаращил глаза. Об этом редко говорили вслух даже секуляристы. Но Лаурент Зай, человек военный, должен был знать, что это правда. Каждая очередная война становилась все более и более тяжелой, враги действительно опережали Империю Воскрешенных.

– Но семнадцать веков назад, – возразил Зай, – мы не были Империей. Мы были россыпью планет, как риксы, но только между планетами расстояния были больше. Никакой стабильности, никакой внутренней конкуренции. Теперь мы сильнее, даже при наших технических… недоработках. К тому же мы владеем единственной технологией, которой стоит владеть. Мы способны победить смерть.

– «Древнего Врага», – процитировала Оксам.

Так называли смерть в Политическом Аппарате. Древним врагом, против которого дерзнул выступить Воскрешенный Император. Выступил, победил и воскрес.

– Да. Мы победили смерть, но живущие продолжают прогрессировать, – продолжал Зай. – У нас есть Сенат, есть свободные рынки.

Нара Оксам печально улыбнулась.

– Но мы задыхаемся от тяжести мертвецов. Медленно, но верно они с каждым годом все больше богатеют, обретают все большую власть и все сильнее владеют умами живых.

– Такими умами, как мой, например? – спросил Зай.

Оксам пожала плечами.

– Я не претендую на знание вашего ума, капитан-лейтенант. Невзирая на все, что болтают о моих способностях.

– Вы считаете, что Империя уже мертва? – спросил он.

– Нет. Еще нет. Но перемены придут, а когда они придут, Империя лопнет, как тетива, которую тянут слишком много трупов.

Лаурент Зай от изумления раскрыл рот. Созданный сенатором образ ошеломил его. В конце концов, ей все-таки удалось шокировать этого человека. Нара помнила о том, как впервые произнесла подобную речь на Вастхолде. Аудитория восстала, эмпатически отторгла ее слова, и ее горло наполнилось желчью. Но она увидела, как новые мысли нахлынули и заполнили те пространства, где прежде обитал ужас. Образ получился достаточно ярким для того, чтобы вызвать брожение умов.