– Эх, нашел куда смотреть, – хмыкнул Трэджан. – Ты лучше взгляни, какое все вокруг свое, родное! На других планетах такого не увидишь!

В бездонной синеве неба плыли белые, как взбитые сливки, и толстые, будто поросята, облака. Солнце после невзрачного светила Сибири казалось очень большим, лучи его ласково касались кожи. На пологих холмах, окружающих портал, ветер шевелил ветвями кустарника.

– Где мы, интересно? – спросил Шриван.

– Север Корейского полуострова, – ответил Роберт. – Отсюда не так далеко до тех мест, где я родился.

Воспоминания нахлынули потоком: узкие переулки на окраине Владивостока, нежащееся под солнцем море, старый, обветшалый храм, полицейский участок, больше похожий на клуб…

– Где родился, там не пригодился, – мрачно буркнул Трэджан. – Сейчас поедем, похоже. Вон наш лейтенант торопится.

Нуньес еще издалека махнул рукой, и солдаты полезли в провонявший потом и грязными тряпками кузов.

Роберт прислонился к стенке и попытался снова задремать, но у него ничего не вышло. Транспортер двинулся с места, вырулил на трассу и набрал скорость, а он все сидел, глядя прямо перед собой.

За время войны Роберт выучился спать, невзирая на тряску и шум, так что дело было не в них.

Спать мешало странное чувство – что тело, все его части, каждая клеточка ощутили касание родной планеты и встрепенулись, кровь быстрее побежала по жилам, сердце начало биться чаще и сильнее.

Или виной этому стало то, что под лучами солнца кузов принялся нагреваться?

База напоминала ту, на которой Роберт провел три года.

Тот же плац, не украшенный, правда, памятником генералу Романову, кубическое здание штаба, коробки казарм, расположенная чуть в стороне столовая и громоздящиеся за ней склады.

Имелся даже тренировочный полигон.

Окружала базу высокая, в три человеческих роста, стена, утыканная блоками сенсоров и стоящими через каждые полсотни метров вышками. Они щетинились пулеметами и прожекторами.

– И зачем это? – недоуменно спросил Трэджан, когда солдаты только выгрузились из транспортеров. – Разве здесь нам кто-то угрожает?

– Разговорчики, – одернул его лейтенант Нуньес. – Осторожность – прежде всего. Разве вы не знаете, что форсеры ухитрились устроить диверсию на Земле?

Трэджан выпучил глаза, Роберт удивленно хмыкнул, а Шриван пробормотал вполголоса:

– Да упасет нас Единый от такого. – И добавил: – А храм тут есть? Я так давно не был на службе.

– Должен быть, – отозвался лейтенант. – Узнаю, сообщу.

Офицеры командовали, солдаты строились, и взводы расползались от сгрудившихся на плацу транспортеров, словно червяки от груды огрызков.

– Диверсия на Земле, надо же. – Бьерн покачал головой. – Мы тогда, наверное, воевали на Хордане. Там за новостями следить сложно…

Они прошли небольшой скверик, миновали столовую, от которой тянуло жареным мясом, и свернули к одной из казарм.

– Это наша, – сказал Нуньес. – Второй и третий взвод нас опередили, я смотрю. Занимайте места, располагайтесь. Ужин через два часа, отбой через четыре, ровно в десять по местному времени.

– Офицеров-то отдельно поселят, – проворчал Кампински, когда лейтенант отошел. – Не в этом хреновом сарае.

– Завидовать нехорошо, – укорил его Шриван.

Пулеметчик открыл рот, чтобы достойно ответить, но глянул в ясные глаза индуса и промолчал.

Изнутри казарма выглядела не особенно привлекательно – у входа стеллаж для оружия и шкафы для бронекостюмов, серый пол, два ряда двухэтажных коек, уродливые пластиковые тумбочки.

Тут бойцов третьего взвода ждал сюрприз – сидящий на одной из коек Мак-Канн.