– Нельзя тебе, Сережа, вставать, что это еще такое? – нахмурившись, она отчитала меня. Но я, кажется, не слышал ее.

– Свет, ребята мои вернулись? И ваши тоже? – выпалил я, откидываясь на подушку.

– Да, час назад. Раненых много, пятерых убитых привезли. Говорят, с диверсантами фашистскими встретились.

– Тот лейтенант, что ты уже знаешь, живой? – я замер, ожидая ответа.

– Да, только ранен тяжело. Но Андрей Ильич говорит, что поправится. Сильный он, два пулевых ранения. Одно в руку, сквозное, второе в грудь. Со вторым сложнее, но выкарабкается. Операцию сделали только что. Вас вместе повезут в Ленинград.

– Позови мне, пожалуйста, бойца, из моей группы, такого с глазами узкими, видела ли? И живой ли он, кстати?

– Да, видела его. Тоже ранен, но легко. Из руки осколок достали, сейчас позову, он здесь рядом сидел, когда я к тебе шла.

Я сжал зубы в нетерпении. Ну, надо же, Зимин Саня, тяжелый. Ему столько раз везло, а тут на тебе. В своем же тылу, получил от таких же как и мы сами, диверсантов. То, что это были диверсы, я уже был уверен. Но наглые какие, прям как мы, напролом полезли, одно странно: почему меня или других не ликвидировали? Или просто не знали, что мы за группа? Хотя ведь я сам этому индюку рассказал. Видимо, польстился на генерала, на этом и попался.

– Серега, не спишь? – услышал я голос Мурата и даже, кажется, подпрыгнул. Рука у него была на перевязи.

– Мурат, чертяка, как я рад тебя видеть? Рассказывай немедленно, что произошло.

Когда они подъехали к станции, увидели впереди бой. Спешились и побежали вперед. Оказалось, Истомина почти взяли, с ним было всего четверо охранников, их сократили наполовину. Сам генерал был легко ранен в ногу, но отстреливался, как мог. Вообще, Истомин довольно быстро сообразил, что перед ним не те, кто кажется. Это его и спасло.

Ребята с ходу смели шестерых диверсов, атаковав сзади. Дальше началась серьезная перестрелка. Если бы не подошедшая помощь от капитана Васильева, того, что пошел им наперерез, была бы жопа.

– Истомин матерился, надо было слышать. Впрочем, сам услышишь, он в соседней палатке. Кто из вас раньше встанет, тот и зайдет к другому.

– А с этими, что? Ну, с диверсами, всех положили?

– Нет, оставили на сладкое. Старшего ранили в руку и взяли живым. С ним еще одного, помощника, что ли, не знаю. Сидят здесь, их целый взвод сторожит. Истомин вызвал из Ленинграда людей, специально для конвоирования. Говорит, что повезет сам, вместе с нами.

– Хорошо. У вас как?

– А у нас целые-то были только я и Костя. У Сани голова была задета, помнишь, хоть и слегка, но все же. Я вот осколок словил, граната рядом рванула, а руку с пистолетом не успел убрать. Да он не глубоко вошел, так, ничего не порвало, только мясо. Если надо, я и хрень эту сниму, просто доктор настаивал на покое. Пальцы работают, чего еще надо. Костя отделался порезом на лице и руке. В рукопашном, когда сошлись, я с одной рукой чуть на штык не напоролся, Костя помог, а сам получил. Но тоже вроде нормально, только шрам теперь останется приличный. После ремонта, ну как зашили его, все плакался, какая, говорит, баба на меня теперь взглянет?

– Дурак, нашел, о чем горевать. Главное живой, а вернется с орденами, бабы сами будут на шею прыгать. Так ему и передай.

– Ты сам-то надолго здесь?

– Так хотели увозить с Истоминым, теперь от него зависит. Хотя я выспался сейчас, можно попробовать и встать. Кстати, ты мне и поможешь, дай руку, ту, что целая еще.

С помощью Мурата я сел, повернулся из стороны в сторону – нормально. Боль была, конечно, но вполне терпимая.