– Никого не впускать, в разговоры не вступать, – процедил охраннику Истомин. Я обернулся, майор смотрел на меня, как-то нахмурившись. Попал я, похоже.

Когда за мной закрылась дверь и лязгнули замки, огляделся. Два на три, подумал я. Нары опущены. Ну, хоть на полу сидеть не надо. В камере было относительно чисто. Плюхнувшись на нары, в очередной раз задумался. Неужели и вправду расстреляют. Я был о предках другого мнения, хотя в мое время и говорили все кому не лень, что, НКВД стреляли во всех подряд. Но что я, враг народа? Не, вряд ли конечно. Но вот «закрыть» могут, с них станется.

Уснуть не получалось. Нога разболелась еще, наверное, от долгой дороги. Сидел, растирал, ладно хоть медсестра в госпитале успела сунуть какой-то порошок в карман. Достал бумажку, развернул. Сероватый порошок, а как его без воды проглотить. Сыпанул чуть на язык, закрыл рот, подождав пока скопится слюна, высыпал все содержимое в рот и проглотил. Ну и дрянь! Такой вкус, как будто стиральный порошок проглотил, аж рожу перекосило. Проскрежетали замки, дверь отворилась. Вошел какой-то капитан, поставив табурет, сел. Дверь закрыли.

– Ну-с, гражданин Новиков, как же так получилось, что вы ослушались прямого приказа своего командира?

– Товарищ капитан…

– Гражданин следователь!

– Виноват, я что, – уже под следствием? – с удивлением я уставился на капитана.

– Вопросы задаю я! Раз попал сюда, значит, под следствием. Ясно?

– Ясно, гражданин следователь. Ясно.

– Так как?

– Я не знал, что во время войны, убивая врагов, что-то нарушаю. Вот если бы наоборот, тогда бы, конечно, так, – не скрывая своего удивления, я даже не отвечал, а рассуждал.

– Выводы я сам сделаю. Как ты попал в расположение окруженной дивизии, немцы сами провели?

Мне, выходцу из двадцать первого века, было странно его слушать. Да и страха, какой должен был испытывать, не было. Было дело, приходилось бывать на допросах, но там опера такую чушь не спрашивали.

– Ага, гражданин следователь, а потом сами себе по пуле пустили. Что за вопросы, издеваетесь, что ли? – Да надоело все уже, тупые вопросы и такие же тупые ответы.

Вдруг капитан вскочил с табуретки так быстро, что я и глазом моргнуть не успел. А потом уже и не мог. Глаз заплыл сразу, удар скинул меня на пол. От боли в ноге я даже не распознал боль на лице. Лишь прикрыл глаз одной рукой, второй держался за ногу. Я как самый настоящий ЛОХ повелся на то, что следак был один. Обычно для мордобоя у них специальные люди есть. Не ожидал, что капитан сам и будет меня воспитывать.

– Встать, чего притворяешься, гнида, – капитан склонившись ухмылялся.

Хрена себе поворот, меня за последнюю неделю свои бьют чаще врагов. Кое-как я поднялся.

– Сядь на место! – капитан ткнул рукой в сторону нар.

– Зачем же так грубо, гражданин начальник? Так ведь и убьете, кого допрашивать будете?

– А мы тебя оживим и снова допросим, – следак стоял возле меня и раскачивался с пятки на носок.

Во дела. Надо решаться, как говорил товарищ Сталин – больше пули не дадут.

Удара он не ждал совсем, думал, наверное, что ошеломил меня. А я, уже вставая, знал, что этим закончится. Недолго думая засветил я ему между ног. А когда капитана скрючило, ударил по спине.

– Вот так, квиты. – Я постучал в дверь. Она тут же распахнулась, влетел конвойный, увидел на полу капитана и навел на меня ППШ. Что-то гаркнув в коридор, он заорал на меня:

– К стене, лицом, живо!

Я повернулся к стене, прижался. В этот момент он ударил мне между лопаток, наверное, автоматом. Дух вылетел вместе с сознанием.