Молчание между нами затянулось, и появилось чувство неловкости.

— Я скоро приду.

Стараюсь держаться дружелюбно, вежливо, но немного отстранённо. Потому что воспоминания о его губах резко ударяют в голову. А я… я просто не успеваю поменять направление мыслей. Смотреть на него так тоскливо отчего-то. Душа рвётся туда, в прошлое, где он был моим, пусть и короткий период времени. Ничего не могу с собой поделать. Это удивительно: вновь быть рядом, в его квартире… А сейчас мы просто вынуждены заново искать общий язык. Адам всегда был таким… обходительным, легким. С ним было ненапряжно, весело. Я пыталась первое время сопротивляться его харизме, но не получилось. Влюбилась как дурочка. Но даже когда я стала «свободной», ещё долгое время все остальные меркли перед одним туманным воспоминанием об Адаме.

— Приходи скорее. Без тебя грустно.

Он улыбается вскользь, скрашивая несерьёзность своих слов, а я уговариваю себя не реагировать. У нас все в прошлом. Мы с ним разные. У каждого своя дорога. Мы посторонние люди, между которыми, кроме физической близости, ничего больше не было. Глупо видеть нечто иное в совместных воспоминаниях. Но мы можем ровно выстроить достойное будущее, потому что общаться нам все равно придётся. А к Ане Адам относится довольно трепетно. И я должна обращать внимание только на это. Все остальное — не имеет значения.

Когда я вышла в коридор, Аня уже выстроила на тумбе в ряд корма, сачок, какие-то мелкие пакеты, разложила сбоку ключи с комода, мужские духи…

— Мам! У меня замок! Видишь?

Я на всякий случай ещё разок огибаю быстрым взглядом все это богатство и начинаю сомневаться в наличии у меня фантазии: даже при всем желании рассмотреть замок у меня не получается.

— Мам, ты иди-иди, я позову потом!

Вот это «иди-иди» меня и смущает больше всего. Ну да ладно.

Прохожу на кухню, отмечая, как Адам разочарованно осматривает полки холодильника, закрывает дверцу и переводит на меня взгляд.

— Я планировал вместе где-нибудь поужинать. Дома как-то ничего не предусмотрел, я не ждал гостей. Но мы доставку оформим, — говорит, словно оправдываясь, а мне становится неловко. Конечно, он не планировал. Не хочется его стеснять.

— Нет-нет, мы скоро поедем. Мы тоже не рассчитывали задерживаться на ужин.

Он ничего не отвечает. Но это не значит, что он согласился. Скорее, наоборот. Что он так смотрит? Не отрываясь. Пристально. Становится неуютно под его взглядом.

— Что ты так смотришь? — не выдерживаю. Я уже смыла всю косметику и точно уверена, что никаких косяков макияжа быть не может.

— Красивая ты, — кривит губы и вновь пожимает плечами.

Раньше такой комплимент оказывал на меня эффект разорвавшейся бомбы. А теперь я почти спокойно воспринимаю приятные слова.

— Ты тоже ничего, — дежурно улыбаюсь: искренне не получается, но как-то сгладить неловкость нужно. — Кстати, давно руки забил?

Киваю на его ладони. Из-под манжет выбиваются темные чернильные росписи. На моей памяти узор был только на плечах.

— Так много помнишь обо мне? — глаза его теперь лучатся мягким светом. И вдруг неожиданный трепет прокатывается по пояснице, чуть покалывая. Я меняю положение, чтобы избавиться от непонятного ощущения.

— У меня хорошая память.

— Да, давно, — кладёт пальцы на своё запястье и медленно ведёт вверх. Как я и ожидала, до самого плеча. — Рукава поверху. Мы с братом вместе решились. Еще грудь и половина спины. Выглядит внушительно. Показать? — от томности его голоса по спине бегут мурашки, но я лишь снисходительно машу головой, улыбаясь в ответ. Уже искренне.