В ходе ликвидации революционных завоеваний женщина пользовалась анархической свободой. Но когда сложилась новая структура общества, она вновь оказалась в жестком подчинении. С феминистской точки зрения Франция опережала остальные страны; но, к несчастью для современной француженки, ее статус был определен во времена военной диктатуры; Кодекс Наполеона, на целый век предрешивший ее судьбу, сильно задержал ее эмансипацию. Как все военные, Наполеон хочет видеть в женщине только мать, но, как наследник буржуазной революции, он не собирается разрушать устройство общества и отдавать матери преимущество перед супругой: он запрещает установление отцовства, жестко определяет положение матери-одиночки и внебрачного ребенка. Но и замужняя женщина не может опереться на достоинство матери; феодальный парадокс не исчезает. Девушка и женщина не считаются гражданами, что лишает их права исполнять некоторые функции: занимать должность адвоката или принимать на себя опекунство. Однако незамужняя женщина пользуется всей полнотой гражданских прав, тогда как в браке сохраняется mundium. Женщина обязана покоряться мужу; он может добиться ее заключения под стражу в случае супружеской измены и получить развод; если он убьет виновную на месте преступления, в глазах закона его вина простительна; тогда как на мужа может быть наложен штраф, только если он приведет сожительницу в супружеское жилище, и только в этом случае жена может получить развод. Место жительства определяет мужчина, у него гораздо больше прав на детей, чем у матери; и для того чтобы она могла взять на себя обязательство, необходимо разрешение мужа – за исключением случаев, когда женщина руководит коммерческим предприятием.

В течение всего XIX века юриспруденция только усиливает строгости Кодекса, – в частности, женщина лишается всяких прав на отчуждение имущества. В 1826 году Реставрация ликвидирует развод; Учредительное собрание 1848 года отказывается восстановить его; положение о нем вновь появляется лишь в 1884 году, но и то получить его очень трудно. Дело в том, что буржуазия в этот период сильна как никогда и в то же время понимает, какую опасность несет в себе промышленная революция; власть буржуазии утверждается на весьма шаткой основе. Унаследованное от XVIII века свободомыслие не затрагивает семейной морали; последняя остается такой, какой ее в начале XIX века определяют мыслители-реакционеры – Жозеф де Местр и Бональд. Они обосновывают ценность порядка Божественной волей и требуют строгой социальной иерархии; семья, неделимая ячейка общества, предстает Его микрокосмом. «Мужчина для женщины – то же, что женщина для ребенка; или [королевская] власть для министра – то же, что министр для подданного», – говорит Бональд. Иными словами, муж правит, жена распоряжается, дети повинуются. Развод, естественно, запрещен; женщина заперта у домашнего очага. «Женщины принадлежат к семье, а не к политическому обществу, – пишет далее Бональд, – природа создала их для домашних забот, а не для общественных должностей». В семье, определение которой даст в середине века Ле Пле, соблюдается та же иерархия.

Огюст Конт тоже настаивает на иерархии полов, правда немного иначе; между полами существуют «кардинальные различия одновременно физического и нравственного свойства, которые во всех животных видах и особенно в человеческой расе глубоко отделяют их друг от друга». Женское начало – это нечто вроде «постоянного детства», не позволяющего женщине приблизиться к «идеальному типу расы». Этот биологический инфантилизм выражается в умственной слабости; роль этого создания – чисто аффективная, роль супруги и домашней хозяйки, она не могла бы конкурировать с мужчиной: «ни руководящая деятельность, ни образование ей не подобают». Как и у Бональда, женщина у Конта заточается в семье, а руководит этим обществом в миниатюре отец, ибо женщина «не способна ни к какому руководству, даже домашнему»; она лишь распоряжается и советует. Познания ее должны быть ограниченны. «Женщины и пролетарии не могут и не должны быть творцами, тем более что они сами этого не хотят». И Конт предрекает, что эволюция общества приведет к полному устранению женского труда вне семьи. Во второй части своего труда Конт под влиянием любви к Клотильде де Во превозносит женщину, превращая ее почти в божество, эманацию великого существа; именно ей, согласно позитивистской религии, будет поклоняться народ в храме Человечества, но поклонения она заслуживает одной только своей нравственностью; пока мужчина действует, она любит – в ее душе гораздо больше альтруизма, чем у него. Однако с точки зрения позитивизма она тем не менее остается в семейном заточении; развод ей недоступен, а вдове желательно оставаться вдовой навсегда; у нее нет ни экономических, ни политических прав; она лишь супруга и воспитательница.