Надо быть скромнее, и тогда тебя на весь город не выставят дурой.

Ноябрь

Татьяна пришла в платье цвета красного вина, которое очень ей шло, и с новой прической, от которой еще чуть пахло парикмахерской. Мужики в палате оживились и приосанились, как только она появилась на пороге, и Федор улыбнулся:

– Прекрасно выглядишь.

– Спасибо, но это не для тебя.

– Ясно.

– Для сотрудниц. Хоть чуть-чуть омрачить их радость по поводу моего впадения в ничтожество.

– Таня, не могу ничего тебе обещать, но одно знаю совершенно точно – уволить тебя не могут. Трудовой кодекс в нашей стране – это святое, так сказать, последний оплот справедливости. Воскобойникова боятся сильно, но все-таки меньше, чем нарушить Трудовой кодекс, это я тебе как специалист говорю. Ломать на увольнение по собственному, возможно, будут, но если ты выдержишь, то сделать с тобой ничего у вас там не смогут.

Татьяна засмеялась:

– Господи, да кого волнует, доцент я или не доцент? Была жена прокурора, а стала жена зэка, вот где счастье!

– Меня еще не посадили вообще-то, – нахмурился Федор.

– Извини, – смягчилась Татьяна и сменила тему. – Я тебе зразы принесла, поешь, пока теплые?

Федор с радостью пристроился возле тумбочки. Два дня назад ему отменили антибиотики, и сразу вернулся аппетит.

Он быстро заработал вилкой и не заметил, как сожрал все.

– Лучший комплимент повару, – сказала жена, убирая маленькую алюминиевую кастрюльку, в которой носила в больницу обеды.

Федор давно не ел так много за один раз, поэтому устал и лег поверх одеяла.

– Просто божественно, – сказал он, – официально заявляю, что в котлетах ты достигла совершенства, Татьяна.

– Спасибо.

– Слушай, – спросил вдруг Федор, – а почему ты не пошла учиться на повара?

Татьяна, кажется, собиралась уходить, но присела на краешек кровати.

– Правда, Тань, у тебя же реальный талант, – искренне проговорил Федор.

– Да я хотела, – жена улыбнулась краешком рта, – собиралась даже в училище после восьмого класса, но родители не пустили.

– А, ясно… – кивнул Федор, вспомнив своих тестя и тещу.

А Татьяна вдруг разоткровенничалась:

– У нас в роду, сказала мама, прислуги не было и не будет. Я расстроилась, конечно, но делать нечего. Доучилась в школе, потом думала в институт легкой промышленности поступить, только куда там… Во-первых, буду та же самая кухарка, только с дипломом, а, во-вторых, девочка из хорошей семьи должна получить университетское образование, а не абы что.

– А почему поступила именно на исторический?

Татьяна пожала плечами:

– Точные науки отпали сразу, естественные – в полуфинале, география и геология не подошли, потому что там экспедиции, то есть пьянство и разврат, для филфака у папы была слишком скромная должность, вот и осталось – исторический… А мне было все равно. Я тогда мечтала, что выйду замуж, рожу много детей, буду готовить для своей большой семьи – так какая разница, где учиться. Но вот не сбылось…

Федор вздохнул и промолчал, подумав о дочери.

– Но все-таки кормила я вас с Леной хорошо, – жена фальшиво рассмеялась.

– Бесподобно, – без всякой иронии произнес Федор. – На уровне мировых стандартов, а иногда и повыше.

– Спасибо за комплимент, – жена начала быстро выкладывать из сумки пакет с домашним печеньем, рулон туалетной бумаги, чистое белье, прочие мелочи и размещать все это в тумбочке у кровати Федора, – яблоки и кефир я отнесу в холодильник, вот, смотри, синий пакет, подписанный.

– Я тоже в юности мечтал совсем о другом, – вдруг признался Федор, – хотел быть летчиком, совершать подвиги… Даже, наверное, какое-то время был хорошим человеком… А потом оно как-то разменялось на всякую ерунду. Гонялся я всю жизнь за мишурой, а настоящее бросил, ну а теперь что ж… Не вернешься.