Выстрел!

Айсберг взорвался, за миллисекунду до саморазрушения выбросив из жерла скафандр-снаряд, разогнанный до семи километров в секунду.

В облаке раскаленного газа на конце столба кипящего воздуха я пробил атмосферную толщу и через сто двадцать секунд вылетел в черное небо со звездами. Тут и противоперегрузочный гель меня отпустил, став снова водоподобной жидкостью.

А-а-а! Я в космосе!

Я снова вижу Землю со стороны!

Меня перехватили в апогее крутой параболы, уводившей обратно к Земле. Спутник-манипулятор, «рука в космосе», глубокая модернизация моего собственного проекта. Он перехватил меня, состыковался с моим скафандром, стал моей двигательной системой, способной втащить меня на высокую орбиту.

Приближаясь к усыпанному огнями Стапелю, я видел, как с Земли зенитным пушечным транспортером из района строительства второго Никарагуанского канала непрерывной огненной трассой запускают на орбиту только что вынутый морской грунт. А уже на орбите удаленный космический монтажник Илья перехватывал грунт и направленным лазерным укладчиком формировал из потока разогретой об атмосферу породы многослойную стену титанической полости искусственного астероида-циклера – больше километра в диаметре. Когда закончат эту полость, ее населят клонированной из биоценоза Стапеля биосистемой, и он будет почти совсем готов для трехлетнего полета к Марсу. А там – кто знает?

У залитого светом и охваченного деловитым движением дронов Стапеля меня встречал сам дед Ильи на борту старого абордажника «Черная Медуза».

– Добро пожаловать, – приветствовал меня он.

Я был благодарен старику – это ведь он поручился за меня. Благодаря ему я все-таки покинул Землю.

И теперь я буду строить межпланетные корабли.

Кто на лавочке сидел,

Кто на улицу глядел,

Толя пел,

Борис молчал,

Николай ногой качал.

Дело было вечером,

Делать было нечего.

Сергей Михалков «А что у вас?».

– Максимка! Иди до… Максим, зараза! Башку сломаешь – домой не приходи!

На фоне окна второго этажа виднелся силуэт мамы Максима с поднятым в гневе кулаком. Танька фыркнула в ладошку. Илюшка оторвался от экрана-«газетки», прищурился, глядя на окно. Максим, висевший на турнике вверх ногами, раскачался и соскочил на землю.

– Хорошо, мам! – откликнулся он.

– Быстро домой!

– Ма! Мы Дмитрия Валентиныча ждем!

Женский силуэт в окне на мгновение замер, быстро поправил прическу, огладил талию, расправляя складки на платье.

– Дмитрия… Гм!.. Валентиновича? – повторила мама.

– Ага, – кивнул Максим. – У нас это… Ночные занятия по астрономии!

Танька уже тихонечко хихикала, закрывая рот ладошкой. Мамы двора дома 27 по улице Восьмого Марта очень уважали умного, вежливого, а главное – холостого учителя из пятнадцатой квартиры.

– Ну, раз так, – Максимкина мама высунулась из окна, оглядела скрытый сумерками двор (неловко получилось: вдруг молодой преподаватель стоял в тени тополей и слышал ее крик?), – раз так, то, конечно, занимайтесь. Но после – сразу домой! А завтра я спрошу Дмитрия Валентиновича: какие такие занятия по ночам? Понял?

– Да понял, понял, – пробормотал сын в ответ.

– Пять баллов, Сим, – Илюшка растопырил пальцы. – Врешь и не краснеешь.

– Да ладно, – отмахнулся Максим. – По-твоему, ей все в подробностях рассказать? Потом узнает сама.

– Скорее, увидит, – уточнил Илюшка.

– Ах, мам! У нас ночные занятия, – передразнила Танька, прогуливаясь по перекладине брусьев, словно в цирке по канату, – по астрономии, – кокетливо поправила волосы похожим жестом. – Ах, Дмитрий Валентнович? О, Дмитрий Валентинович!