Нет, просто он представил, что тут потом начнется: санитары небось еще тело вывезти не успеют, как сюда всей ненасытной оравой сбегутся вшивые риелторы. Чтоб они шаркали по полу своими башмаками – это уж хрен! Даже через его труп! Пусть так и знают.

Уве ставит посреди комнаты стремянку. На ней пятна – семи цветов. С некоторых пор жена решила, что раз в полгода Уве должен перекрашивать одну из комнат. Вернее, придумала, что хорошо бы перекрашивать стены раз в полгода. С этой причудой жена пришла к Уве, но получила решительный отказ. Тогда она обратилась к малярам – сговорились о цене. После чего пошла к мужу. Услыхав, сколько она собирается отвалить за ремонт, Уве бросился в чулан за стремянкой.

Потеряв близкого, мы вдруг принимаемся тосковать по каким-то вздорным пустякам. По ее улыбке. По тому, как она ворочалась во сне. По ее просьбам – перекрасить ради нее стены.

Уве вносит коробку со сверлами. Сверла – наиглавнейший компонент. Сверла, а не дрель. Точь-в-точь как поставить добротные шины куда важней, чем заморачиваться всякой хренью типа керамических колодок. Кто ездил, тот знает. Уве встает посреди комнаты, прикидывает на глаз. Потом обводит взглядом сверла, точно хирург свои скальпели. Выбирает одно, вставляет в дрель, пробует, нажимает на кнопку. «Грррр», – говорит дрель. Уве качает головой – нет, не годится! Меняет сверло. И так четырежды, пока не подберет подходящее. А выбрав, проходится по комнате с дрелью наперевес, точно это не дрель, а большой револьвер.

Снова останавливается посередине, смотрит на потолок. Вдруг понимает: прежде чем сверлить, хорошо бы примериться. Найти центр. А то хуже нет – дырявить потолок на авось.

Он идет за рулеткой. Измеряет. От каждой стороны. Дважды – для верности. Ставит крестик ровно по центру.

Уве слезает со стремянки. Обходит дом, проверяя, улеглась ли пленка. Отпирает входную дверь (а то будут вскрывать – поломают, с них станется). Дверь-то хорошая. Много лет еще прослужит.

Надевает пиджак, проверяет внутренний карман – на месте ли конверт.

Напоследок Уве отворачивает портрет жены лицом к окну. Не хочет, чтобы она видела это, но и положить портрет лицом вниз не решается. Жена всегда безумно расстраивалась, если некуда было смотреть. «Лишь бы что-то живое, чтобы было на что любоваться», – твердила она. Вот и пусть любуется на сарай. Глядишь, опять кошак прибежит. Уж как она их обожает, кошаков этих.

Уве берет дрель, берет крюк, лезет на стремянку, сверлит. Когда в дверь звонят в первый раз, он уверен: ослышался. И именно поэтому решает не открывать. Но звонок повторяется – и Уве понимает: нет, не ослышался. И именно поэтому решает не открывать.

В третий раз Уве бросает сверлить и сердито смотрит на дверь. Словно силой мысли старается спровадить непрошеного гостя: поди прочь. Силы его мысли явно не хватает. Непрошеный гость, очевидно, думает, что единственным разумным объяснением того, почему его не впускают, является предположение, что хозяева не слышат звонка.

Уве слезает со стремянки, решительным шагом идет по пленке из комнаты в прихожую. Ну что ты будешь делать? Уж и помереть нельзя спокойно!

– Чего еще? – ворчит он, распахивая дверь.

Увалень едва успевает убрать здоровенную башку – еще чуть-чуть и схлопотал бы створкой по морде.

– Привет! – радостно выпаливает беременная приезжая, стоящая рядом, – ее голова находится на полметра ниже.

Уве смотрит на увальня, потом – на нее. Увалень тем временем осторожно ощупывает лицо – не лишился ли ненароком какой выступающей детали.