— Подожди, Саймон. — Я окликнул ищейку отца, который уже тащил скрюченного ублюдка к подвалам этого дома.

Особнячок отстроили на месте старых развалин и при зачистке территории обнаружили милые подвалы с камерами, а в них останки. Прелестное зрелище. Сам видел фото.

— Господин. — Почтительно, как любит отец, Саймон склонил голову, но хватку не ослабил.

— Куда ты его? В какую камеру?

— Учитывая, что он был в шаге от того, чтобы раскрыть нашу тайну, согласно протоколу веду в тридцать восьмую.

Низкоранговый вздрогнул, никто еще не выбирался оттуда живым, даже попытался применить свой дар, но на то он и низкоранговый, что возможности его слабее сбитого машиной щенка.

— Как девушка? Откуда она?

— С ней все в порядке, господин, Гретхен ею займется.

— Иди, помоги сестре, девушка не должна ничего заподозрить.

Саймон не в праве перечить мне, таковы правила нашего темного общества. Да и привилегии сына Верховного вампира позволяли мне руководить кровососущими уродами.

— Как прикажет мой господин. — Пнув под колено заключенного, он ухватил его за шею, чтобы на мгновение парализовать и дать мне возможность скрутить его. Еще раз почтительно склонившись, Саймон ушел.

— Ну что, красавчик, — саркастично цокнул языком и повел дальше к заветной тридцать восьмой камере. — Повеселимся?

Проводить пытки всегда трудно, если ты психически здоровый человек. Это не доставляет никакого удовольствия и не повышает моральный дух. Но сейчас, видя, как на сломанных в трех местах руках подвешен зефирный слизняк, я испытывал некоторое удовлетворение. В этом мы с отцом похожи.

Конечно, куда мне тягаться с князем теневого мира и его фантазиями и разработками в сфере пыток, начиная с древней Греции и знаменитого быка Фаларида. Не мне судить, насколько это правда, но некоторые ценные исторические бумаги носят имя отца в его первоначальной форме, которую он, вероятно, и сам уже забыл. Или железную деву из Средневековья. Грязное и мерзкое дело и неотъемлемая часть вечной жизни.

Вид гримасы боли на лице низкорангового гламурного слизняка вызывал удовольствие только у моей звериной части. Я не знаю, как это объяснить, но зверь будто понимал, что я поступаю верно, ведь раньше даже в моменты приступов или приема вещества он никогда так себя не вел.

Обычно его поведение скатывалось в бесконтрольную агрессию, возможно, это было вызвано страхом. Мне еще предстоит с этим разобраться.

А сейчас мы наблюдали за смертью вампира с какой-то дружеской солидарностью. Еще несколько винтов, и все его кости будут раздроблены, а органы раздавлены, как гнилые фрукты. Причем запах как раз такой и будет.

Вампир красив только снаружи, внутри кишат черви.

— Убей... меня... не...

— Именно этим я и занимаюсь, — равнодушно ответив, даже не повел носом от вони его испражнений.

— Хватит...

Его голос совсем тихий и хриплый, больше похож на жалкий стон. Это вызывало лишь презрение и никакой жалости.

— Ты все равно умрешь, — цокнул языком и скрестил руки на груди. — Так какая разница, через сколько времени это случится?

Он из последних сил поднял на меня взгляд. На его лице местами лохмотьями свисала кожа, а кровь смешалась с потом и слюнями.

Кинув на него последний взгляд, я молча вышел из камеры. Дверь протяжно скрипнула и с грохотом захлопнулась. Оттуда не выйти живым, а ублюдку осталось недолго.

Вернулся домой я посреди ночи. Внутри было тихо как в гробу, но я точно знал, что рядом отец, и не ошибся.

Давид сидел в своем любимом кожаном кресле и читал что-то из философии. В последнее время он подолгу изучал труды древних и не очень философов, хотя раньше обходил их стороной. Сейчас Жан-Поль Сартр для него стал чем-то вроде детской сказки про серого волка, кусающего бочок по ночам.