— Ты не могла быть аккуратнее? — спросил недовольно отец. — Теперь они точно решат, что ты растяпа.

Я промолчала — я не была приучена ко спорам со старшими. До визита гостей оставалось чуть больше часа, отец выдвинул в центр гостиной большой стол, я накрыла его скатертью. По привычке огляделась вокруг — как бы я не хотела выходить замуж, я в страшном сне не могла представить, что приму гостей в беспорядке. Все было чисто. В квартире почти всегда было чисто — уборка была одним из немногих моих развлечений.

Я умылась холодной водой и переодела платье. Переплела косу, затем закрепила ее заколками на голове. Пригладила торчащие волоски.

— Это происходит не со мной, — прошептала я. — Это затянувшийся страшный сон. Когда нибудь я проснусь у себя дома, впереди еще вся жизнь, мой отец такой же, как и прежде, дома пахнет лилиями, а моя мать жива.

А пока… пока я не проснулась мне нужно было ждать гостей.

— Повяжи платок, — буркнул отец.

Я никогда с ним не спорила. По правде, мы с ним месяцами могли не говорить, не было повода и нужды, иногда я забывала, как звучит его голос. Но сейчас я не могла уступить.

— Я никогда не носила платок. Моя мать не носила.

Она правда не носила. Отчасти поэтому с ней не здоровался никто из соседей. Не носила упрямо. Я плохо ее помнила, только прикосновения ее рук, смех, ощущение счастья и ее голос. Я помнила, что она говорила — никто не может вынуждать против воли надеть платок. Только ты сама, только если захочешь.

— Твоя мать выросла в других условиях. А ты наденешь его немедленно.

— Нет, — сказала я. — Ты не заставишь меня. Я опозорю тебя на весь город, если попытаешься. Я на свадьбе лягу на пол и буду кричать.

— Муж заставит, — фыркнул отец. — А если ты думаешь сорвать свадьбу, сыграем никах по доверенности, потом муж увезет тебя в глухую деревню на пару лет, посидишь там с бабками и курами, взвоешь.

Я смотрела на него и понимала — он это сделает.

— Я не знаю, за что мать полюбила тебя, — бросила я ему в лицо и он отшатнулся.

Остаток времени я прождала у себя в комнате, выйдя лишь накрыть на стол. Гости пришли ровно в четыре. Две женщины пожилого возраста. Обе покрытые. Совершенно разные — одна маленькая, пухлая и уютная, вторая высокая, худая, с властным взглядом. Я одинаково боялась и ненавидела обеих.

Отец торопливо поздоровался и сбежал на кухню, вопреки всем правилам оставив меня один на один с гостьями. Эти смотрины шли совершенно не по правилам. Они должны были быть праздником. Их должен был посетить жених, если они с невестой не знакомы до свадьбы, это их первая встреча.

Видимо, моему жениху совершенно безразлично, как я выгляжу, что только подтверждает мою мысль о том, что ему нужна лишь бессловесная вещь, женщина, для рождения детей. Сыновей, конечно же.

— Проходите, — выдавила из себя улыбку я.

— Бедно, — скривила лицо маленькая.

Видимо, я все же волновалась, их имена совершенно вылетели у меня из головы в тот же момент, что их произнесли.

— С каких пор бедность это порок? — вспыхнула я.

Я прекрасно понимала, что в нашей квартире нет души. Никто не вложил в нее частицу себя, все, что было позволено мне, это наводить здесь порядок.

— Девочка права, — откликнулась высокая. — Идемте за стол.

Я носила блюда, руки мои дрожали, хотя выронить тарелку было бы неплохо — точно бы на пользу моей репутации не пошло. Но я больше не смела протестовать, дух бунтарства во мне погас, едва разгоревшись. Они так осматривались в нашей тесной гостиной, что у меня горели щеки. Я разложила еду по тарелкам, заняла свое место, проклиная отца, бросившего меня с этими женщинами один на один.