— То есть, дикая? — уточнил я.

Я должен был во что бы то ни стало найти себе жену сам. Иначе мне бы ее нашли. Там, в деревнях на родине моего деда невест на выданье хватало. Воспитанных в послушании, то есть немогущих от страха даже слово внятно сказать, зато покрытые, набожные… Если я не найду себе жену, ее мне привезут. При этом жена нужна такая, чтобы я смог с ней уживаться, а моя семья осталась удовлетворена. Казалось, компромисс невозможен. Но Рашид предлагал его. Наполовину русская, но из хорошей семьи. Последние годы жила в городе, значит не будет шарахаться в сторону увидев на улице женщину в мини-юбке или транса. То есть — не дикая.

Дикая мне была не нужна.

— Она умна и красива. Она хозяйственна, так как ее мать умерла, когда ей было всего восемь.

Торги утомляли. Пчела все так же истерично жужжала под потолком. Нужно бы сказать работнику, чтобы отловил ее и выпроводил восвояси.

— Рашид, — спросил я. — Как ваша семья отреагировала на женитьбу на русской?

— Они отвернулись от меня. Когда она умерла, я остался один на один с ребенком. С годами отношения восстановились, но не в полной мере.

— Оно того стоило?

— Я любил ее, — сказал Рашид. — Каждый день проведенный с ней стоил мучительных лет после.

Только в этот момент я почувствовал в нем проблески жизни. И некоторый свой интерес. Я не верил в любовь, любовь это удел слабых. Но это дитя любви, вдруг оно будет особенным? Вдруг человек, зачатый и рожденный в любви, а не по привычному расчету, отличается от остальных?

— Покажите ее фотографию, — допустил я нарушение тона.

В хороших семьях меня бы на улицу выпроводили после такого предложения, и на порог бы больше не пустили. Но этот отчаявшийся опустившийся человек был способен на многое.

— У меня нет ее фотографий, — растерянно ответил он.

— У вас есть дочь, — удивился я. — Единственная. Рожденная от любимой женщины. И при этом в вашем телефоне нет ни единой фотографии ребенка.

— Да, но я могу сфотографировать ее дома и прислать фото вам.

Я представил, как он возвращается домой, наверняка нетрезвым, и гоняется по комнатам с телефоном, чтобы сфотографировать испуганную девушку и поморщился.

— Не стоит, — отмахнулся я. — В любом случае вы же понимаете, что мое решение зависит от решения моей семьи?

— Да.

— В эту субботу, в шестнадцать ноль ноль я отправлю к вам своих драгоценных тетушек на смотрины. Если они одобрят, будем готовиться к браку.

К браку, который мне поперек горла. Дверь за Рашидом закрылась. Я напомнил себе — у меня есть цель. А цель оправдывает средства. Я не могу думать о счастье всего человечества в целом, и незнакомой мне девушки в частности. Но я могу думать о счастье одного единственного человека. Я не хотел становиться Рашидом через двадцать лет и не стану им.

Дверь открылась и в кабинет вошла моя цель, та, что оправдывала любые средства, ради которой я был готов идти на поводу у родственников и переступать через свои принципы. Цель пересекла кабинет, обогнула стол, взобралась ко мне на колени и положила голову на грудь.

— Ты долго, — сказала она.

— Прости.

— Тебя и так никогда нет дома. Вечером ты обещал быть со мной.

Я погладил ее волосы. Гладкие. Солнцем пахнут.

— У меня были дела.

— Они закончились?

— Да, милая.

Я не знал, как рассказать ей о том, что в нашем доме появится женщина. Скорее всего, сначала ей это очень не понравится. Но жить так, как мы живем сейчас больше невозможно. Она поймет меня. Пусть не сейчас, но поймет.

— Тогда пойдем со мной в сад, — попросила она. — Я устала быть одна.