− Ой-ё-ой… Можно подумать, сейчас женихи нам пороги обивают, прям-таки проходу мне не дают, − фыркнула я, припоминая, куда мне пойти придётся, если те сказочные деньги к нам сами не придут.

− Ну не век же такому быть, − пригорюнилась мать.

− Истинно говорят: материны глаза слепы. Вот и ты не желаешь замечать, что никому я тут не надобна, а там… кто ж знает? Авось с мужем вернусь?

− Дай-то боги, доченька, дай-то боги, − смахивая скупую слезу, шепчет женщина. − Когда собираешься-то?

− А вот прямо сейчас и пойду, − не желая затягивать прощание, отозвалась я.

Нелегко прощаться было, но и выбора у меня нет. Вышла из дому, на душе грусть-тоска из-за расставания с родными. Как там матушка одна со всем управляться будет? Но делать нечего, обещала свершить несвершаемое, вот и пойду удачу искать, авось да повезёт. Не зря ж ведьма сказывала, что не поручила бы задание, не будь она уверена, что справлюсь.

Хотя и про деньги она зарекалась, мол, появятся, а вот нет их, а как раз их-то первым делом найти и надобно. Дай-то бог, чтобы матушка про позор мой не прознала, ей после болезни лишние волнения ни к чему. Одна надежда − где-то там друг мой сердечный, может он и есть та самая вторая половинка? Не зря ж свататься когда-то хотел.

По обыкновению, если кто-то в дальнюю дорогу собирается, то на порог его не провожают, а то дороги назад не будет. Так и сейчас, распрощались в доме, и вот уже стою я во дворе. Кинула последний взгляд на родную халупу, поклонилась на прощание родной мельничке-кормилице.

− А хозяюшка где? − раздался из-за спины знакомый мужской голос.

Оборачиваюсь. И чувствую, как щёки жарким румянцем заливаются, а ноги-предательницы вот-вот подогнутся. Стоит возле нашей калитки друг мой сердечный, тот самый, о котором только что вспоминала. Возликовало всё в душе: вот и решилась одна из задачек. Он же ещё три зимы назад, слухов не боясь, свататься хотел, да увы, не успел. Забрали его за долги семейные в гладиаторы. Так и не сложилось у нас тогда, а теперь вот пришёл.

А как заматерел-то! Любо-дорого посмотреть. Вытянулся больше прежнего, в плечах раздался, в волосах серебрятся пряди ранней седины. Видать, потрепала его жизнь. Но ему идёт. Хо-о-оро-ош, м-да-а…

− Лея, − смотря своими зелёными глазищами в самую душу, шепчет он.

− Рен… − выдыхаю. − Как ты… здесь-то?

− Долг пришёл вернуть, − молвит и неожиданно отводит взгляд.

− А-а-а… − с тоской вздыхаю, надеялась-то услышать, что откупился он да за мной пришёл. Вот так надежды и крушатся. Ни звона, ни осколков тебе, только боль в груди, и глаза защипало. Нашла, называется, вторую половинку, не отходя от дома. Одной проблемой стало бы меньше. Ан нет. Хотя… − Долг?

− Да. Вот. Тут тридцать пять золотых, − отвечает, а я голову ломаю: это когда же он столько задолжать нам успел? − Выкупила меня вдова герцога Евлентия.

− Кто? − не поняла я.

− Леди… − он запнулся на полуслове, но продолжил: − Вдова герцога Евлентия Велонширского, − а сам всматривается в моё лицо, словно ищет в нём что-то, а мне… мне бы в чувствах собственных разобраться.

− Зачем выкупила? − прищурилась я, уже подозревая, что ответ мне не понравится. − И мы к этому каким боком? Что за долг-то такой?

− Ну-у-у… не знаю зачем, − ускользнул от необходимости пояснять. − Вот я… и это… ну-у-у… В общем, решил, коли не смог тогда мужем стать… я ж слыхал про горе ваше… про батю твоего…

Сердечко аж выпрыгивает из груди, бьётся где-то в горле. Значит, неправильно я всё поняла. Не забыл он обо мне, на арене богами проклятой кровью да потом обливаясь. Неужто всё-таки свататься будет?!