– Спустя еще два периода, – вполголоса сказал Франкс, – первая исследовательская группа будет готова выйти наружу. Поднимемся по Трубе в гермокостюмах, на самый верх… первыми из людей за восемь лет выйдем из-под земли!

– Вполне возможно, дело яйца выеденного не стоит, – заметил Мосс, – но я в этом сомневаюсь. Там, наверху, творится что-то странное. Вспомните: плюмбум утверждал, будто на поверхности все живое мигом изжарится, но сам-то чист. Концы с концами не сходятся.

Тейлор согласно кивнул, глядя на неподвижное металлическое создание сквозь смотровую щель. За время их разговора плюмбум ожил, зашевелился. Металл его туловища был погнут в нескольких местах, искорежен, усеян вмятинами, полировка почернела, обуглилась. Да, этот плюмбум явно провел наверху долгое, долгое время, повидал войну, разрушения, руины столь необъятные, что человеческому существу просто не охватить их умом. Долгое время он ползал, таился, прятался от врага в царстве радиации, смерти, в мире, где невозможна никакая жизнь…

А Тейлор только что прикасался к нему!

– Вы отправляетесь с нами, – внезапно сказал ему Франкс. – Хочу, чтоб и вы были рядом. Думаю, так, втроем, и пойдем.

На лице Мэри отразилась боль и испуг.

– Я так и знала. Признайся, тебя отправляют наверх?

Следом за Тейлором она вошла в кухню. Тейлор, присев к столу, отвел взгляд в сторону.

– Проект засекречен, – уклончиво ответил он. – Рассказывать о нем хоть что-нибудь я не вправе.

– И не рассказывай. Я и без этого все знаю. Как только ты вошел, так сразу же все и поняла. Лицо… сколько лет я таких выражений на лицах не видела… прежних, из мирных времен…

Шагнув к Тейлору, Мэри дрожащими руками коснулась его щек, развернула лицом к себе. Взгляд ее исполнился странной, неизбывной тоски.

– Но как же тебя пошлют на поверхность? Ведь выжить там невозможно! Взгляни, взгляни сюда!

Схватив газету, Мэри развернула ее перед Тейлором.

– Взгляни на фотографии! Америка, Европа, Азия, Африка – всюду сплошные развалины. И на демоэкранах каждый день то же самое. Все уничтожено, заражено… а тебя посылают наружу. Зачем? Там же не уцелеет ничто живое, даже травинка или сорняк! Земля погублена, не так ли? Не так ли?!

Тейлор поднялся на ноги.

– Таков приказ. Больше мне ничего не известно. Предписано прибыть в срок и присоединиться к разведывательному отряду – вот и все, что я знаю.

Долгое время стоял он, глядя перед собой, а затем неторопливо потянулся за газетой и поднес ее ближе к свету.

– С виду все это настоящее, – пробормотал он. – Развалины, шлак, никакой жизни… убедительней некуда. Все эти донесения, фотографии, киносъемки, даже пробы воздуха… однако сами мы ничего этого не видели. Ну разве что в первые месяцы, а вот после…

– О чем ты таком говоришь?

– Так, ни о чем. Мысли вслух. – Тейлор отложил газету. – Отбуду я рано, сразу же после Периода Сна. Идем-ка на боковую.

Мэри отвернулась. Лицо ее сделалось суровым, жестким, как камень.

– Делай что хочешь. С тем же успехом мы все могли бы подняться наверх и умереть сразу, вместо того чтоб медленно помирать тут, под землей, будто крысы в норах.

Сколько лет прошло, а Тейлор даже не подозревал, насколько она обижена! А что, если точно так же настроены все вокруг? Что на уме у рабочих, без конца, день и ночь рвущих жилы на фабриках? У всех этих сгорбленных, бледнокожих, безликих людей, нога за ногу плетущихся на работу, а после домой, щурящихся в бесцветном сиянии ламп, питающихся синтетикой…

– Ну, что ты, – сказал он. – Не стоит так огорчаться.

Мэри слегка улыбнулась, но сразу же отвернулась в сторону.