Гитлер уступил, то есть дал согласие на сведение в единую армию разрозненных русских частей и на создание российской организации правительственного типа, лишь в сентябре 1944 года, когда практического значения Освободительное движение уже не могло иметь. Огласив в Праге 14 ноября 1944 года Манифест Комитета Освобождения Народов России, Власов совершил в основном символический акт, свидетельствуя о несбывшемся варианте истории.

1 августа 1946 года он и его ближайшие соратники были повешены во дворе Бутырской тюрьмы. Тем, кто любит о них говорить: «спасали свою шкуру» – напомним, что большинство советских генералов, побывавших в немецком плену, но к Власову не пошедших, вернувшись в СССР благополучно вышли на пенсию.

После победы под Сталинградом все физические и эмоциональные силы были сосредоточены на изгнании внешнего врага – и он был изгнан примерно за то же время, за которое дошёл до Сталинграда – за полтора года. Армия стала иной – и дух её, и командный состав уже не были красноармейскими. Но строй, при котором происходило это национальное возрождение, оставался советским и наложил свой отпечаток на всё происходящее.

В 2005 году по ТВ показывали документальный фильм о том, что перелому настроений способствовали не только нацистские зверства, но и заградительные отряды НКВД, идея создания которых заключалась в том, чтобы отступать было опаснее, чем наступать. В фильме использовались интервью с отставными чекистами, смысл высказываний которых сводился к следующему: после коллективизации антисоветские настроения были неизбежны, и только так их можно было преодолеть.

Наступать было тоже смертельно опасно. Число боевых потерь на нашей стороне (хотя советские историки с этим и спорят) раз в шесть превышало число убитых на стороне противника. О «мяснике Жукове», о горах русских тел перед немецкими пулемётами написано немало.

И ещё: в послесоветской прессе есть тенденция утверждать, что вот мы сами, без помощи «никчёмных» союзников добились… Но помощь на самом деле была существенной. 470 тысяч американских грузовиков и джипов сделали армию подвижной (КАМАЗов в те годы не существовало), американские консервы страна ела до 1947 года, а после битвы – вничью – на Курской дуге в 1943 году фронт сдвинулся оттого, что немцы перебросили оттуда войска на борьбу с высадившимися в Италии американцами.

Завершающий этап войны начался летом 1944 года стоянием на Висле Красной Армии, которая выжидала, пока немцы подавят Варшавское восстание, поднятое национально-мыслящими, а не коммунистически настроенными поляками. И закончился этот этап кровопролитным штурмом Берлина – ради пропагандистского эффекта, чтобы взять его к 1 мая. Хотя город вскоре неизбежно сдался бы и так.

Этот этап отражает уже не отечественный лик войны, а борьбу за установление советского строя в Восточной Европе. Западные союзники такого хода дел опасались, но Сталин пообещал, что в оккупированных им странах строй будет демократическим – отчего и назвал их «народными демократиями». В руках Сталина, а затем Хрущёва и Брежнева Советская Армия сделалась инструментом подавления народов Восточной Европы, что до сих пор пагубно отражается на отношениях России с этими странами и на её положении в мире.

В последних строках романа «Доктор Живаго» Борис Пастернак вдохновенно писал о том, как с окончанием войны предчувствие свободы носилось в воздухе и составляло единственное содержание тех дней. Спору нет, за четыре года нечеловеческих усилий и жертв народ ожидал награды: роспуска концлагерей, упразднения колхозов, послабления цензуры. Но единственной реальной уступкой власти было ослабление давления на Церковь: большинство приходов, открытых под оккупацией, сохранилось. В остальном народ получил ещё восемь лет сталинщины. А за рубежом – насильственную репатриацию граждан СССР, оказавшихся во время войны за его пределами – трагедии Лиенца, Кемптена и других мест.