Автора интересует моральная сторона вопроса: «…C самого начала Второй мировой войны государства, воевавшие с блоком фашистских стран, вели справедливую, освободительную войну за своё существование. Этот освободительный характер Второй мировой войны ещё больше усилился после вступления в неё Советского Союза»^>29. Освободительный характер войны действительно усилился после 22 июня 1941 года, поскольку увеличилось число людей в мире, ведущих борьбу против тирании, причём как внешней, так и внутренней (последнее, впрочем, Иванов не подразумевает). Но 2 2 июня 1941 года не есть дата вступления СССР во II мировую войну, он к этому времени уже почти два года воевал. С учётом этого утверждение автора лживо. СССР вступил во II мировую войну 17 сентября 1939 года, ударив в спину Польше. И ничего освободительного в этом нет – полку агрессоров прибыло. С учётом этого утверждение Иванова лживо тоже.

Некоторые высказывания автора вообще повергают в недоумение: «Народный характер Второй мировой войны требовал поиска новых путей сотрудничества самых широких народных масс Советского Союза с общественностью союзных и дружественных стран»^>30. Во-первых, если речь идёт о новых путях, то что такое старые пути сотрудничества? Количество граждан СССР, имевших контакты с иностранцами в довоенные годы, было ограничено крайне узким кругом ответственных работников, и они были первыми кандидатами на «посадку». Во-вторых, если исходить из целесообразности сохранения общественно-политического устройства СССР, а Иванов именно из этого исходит, то требовалось, как и в довоенные годы, не допускать соприкосновения граждан СССР с «тем миром», чтоб не набрались уму-разуму и не явили зарубежному сообществу свидетельства о советских порядках. Это прекрасно понимал Сталин, отсюда его отношение к тем, кто в годы войны соприкасался с союзниками, например, по работе в области ленд-лиза, не говоря уже о военнопленных и остарбайтерах. Соприкосновение последних с союзниками лишь отягчало их участь: освобожденные из немецких лагерей Красной Армией – кандидаты на «червонец», а освобождённые англо-американцами – на «четвертак». Иванов упоминает несколько созданных в СССР антифашистских комитетов, члены которых действительно путешествовали по союзным странам, но это не «широкие народные массы». К тому же исключение подтверждает правило: большинство участников этих турне потом посажали и постреляли, а Михоэлсу устроили ДТП с летальным исходом.

Иванов сетует: «…в огромной исторической и публицистической литературе, посвящённой истории Второй мировой войны, всё ещё остается большое белое пятно – показ роли широких народных масс в разгроме фашистской Германии, её союзников и сателлитов»^>31. С учётом того, что именно на это была в первую очередь направлена советская литература о войне, и всё равно – «белое пятно», может быть слухи об этой роли стоит признать преувеличенными? Регулярная армия – да, управляемое и строго контролируемое Москвой партизанское движение – да, но «широкие народные массы»?…

Как и другие красные реваншисты, Роберт Иванов любит выводить тему на современность: «…просматривается прямая связь темы “Сталин и союзники, 1941–1945 гг.” с острейшими проблемами современной России, её внутренним и внешнеполитическим положением»^>32. Личные политические предпочтения автора предельно чётко раскрываются его фразой: «Сталин остался один из Большой тройки, когда настало время подводить итоги войны. И это было большое благо для нашей страны»