– То есть тебя увозят дамы, – с двусмысленной улыбкой протянул гитарист, прямо намекая на нас.

– Да уж, увозят, – неопределенно ответствовал Андрей.

И когда гитарист вышел в коридор, он нервно, как бы себе под нос, закончил фразу: «Если бы вот только за тем, о чем ты подумал! А то ведь…» Рубальский оделся и, сохраняя на лице недовольное, раздосадованное выражение, пошел через зал клуба «Июльское утро» к выходу. Мы последовали за ним. Уже в гардеробе нас, что называется, перехватили фанатки, сидевшие за нашим столом. Они забросали Рубальского вопросами о гастролях, о текстах его новых песен и о прочих, очень интересных для них вещах. Андрей еще раз поблагодарил их за поддержку и пообещал «списаться в контакте». Как мне показалось, девушки весьма ревниво посмотрели на нас с Валерией, когда мы выходили все вмести из дверей. А когда дверь закрылась, из-за нее послышалось приглушенное скандирование: «Дри-мерс» – луч-ши-е!»

По дороге Рубальский все больше молчал, прихлебывая коньяк из прихваченной им из гримерки бутылки. «Как бы он не нализался раньше времени, – подумала я, искоса глядя на него в зеркальце с водительского места. – Мне это сейчас совершенно не нужно!» Однако я не настолько хорошо его знала, чтобы решительно выдергивать бутылку из рук музыканта. К тому же – может быть, это вполне нормальная для него доза? Нередко встречаются люди, на вид довольно-таки субтильной комплекции, способные влить в себя большую дозу алкоголя и не опьянеть, в отличие от многих здоровяков, которых с трех рюмок может банально развезти…

– Слушай, Лера, а вообще-то мне показалось, что Гоша в последнее время стал более готичен, – уже не очень твердым голосом вдруг проговорил рокер. – Может, он решил поехать в какие-нибудь очень …э-э… аномальные места и решил тебя туда не брать? Потому что там, например, опасно…

– А что, он что-нибудь говорил об этом? – встрепенулась Валерия.

– Не так чтобы что-то конкретное, – оттопырил губу Рубальский. – Но перед Швецией он мне все втюхивал идею о том, что я там должен посетить одно место, какие-то могилы ведьм XVII века… Я, естественно, туда не поехал, потому что готика – не моя тема. Да и времени на это не было. Концерты, отели, то-се… По Стокгольму прогулялись недолго, и все. К тому же там жуткая холодина и темно уже в три часа дня.

– Ну а при чем тут могилы и его исчезновение? – спросила я.

– Понятия не имею, – отозвался Рубальский. – Но мало ли что… Я же не знаю, куда он делся, поэтому и строю версии в меру своего интеллекта и степени трезвости. А вы почему-то на меня смотрите так, будто я где-то прячу Игоря, и вообще, во всем виноват, – в голосе рок-музыканта появились демонстративно обиженные, капризные нотки.

– Дрюнь, да никто тебя не обвиняет! – развернулась к певцу с пассажирского сиденья Валерия. – Просто пойми: мы же хватаемся за любую соломинку!

– Ну а я-то тут при чем? – не мог успокоиться Рубальский, возясь на заднем сиденье. – Как я в данном случае могу выступать соломинкой?

– Ну, мне показалось, что Игорь всегда был с тобой откровенен, что вы очень доверяли друг другу, – попыталась объяснить Валерия.

– Доверяли! Да уж… – усмехнулся с какой-то горечью Рубальский и покачал лысой головой. – Ээ-х!

Он сделал еще пару глотков и с унылым видом уставился в окно «Ситроена». Валерия продолжала что-то лепетать над его ухом, убеждая Дрюню, что мы обратились к нему просто как к лучшему другу Игоря, не более того, но музыкант, казалось, совсем не слушал девушку. Он выглядел полностью погрузившимся в собственные мысли, и были они, по всей видимости, крайне невеселыми. Я пока что не могла определить причины этого. Возможно, переживания Рубальского и не имеют никакого отношения к исчезновению Минаева, просто наслоилось одно на другое и он огорчен таким поворотом событий. Однако меня не покидала мысль, что исчезновение друга имеет-таки к проблемам Дрюни прямое отношение. Не в том плане, что это Рубальский позаботился о том, чтобы я сейчас, как Савраска, гоняла туда-сюда, разыскивая Минаева, а просто его это сильно встревожило. Он постоянно вертелся на месте, бормотал что-то себе под нос, выглядывал в окно, пытаясь определить, сколько нам еще осталось ехать, несколько раз доставал свой сотовый телефон, словно порываясь кому-то позвонить, но всякий раз убирал его на место, не сделав звонка. Под конец пути он немного успокоился и уткнулся в окно с крайне унылым видом.