На его фоне угрюмый, бледный, молчаливый Маминов выглядел блекло и незаметно. За все застолье он не сказал ни одной фразы, в которой было бы больше трех слов. При этом у него оказался не очень приятного тембра скрипучий голос.

Банкет закончился часов в двенадцать ночи, и большинство гостей разбрелись по дому. Кто-то, а таких было меньшинство, продолжил целенаправленно напиваться за столом, кто-то отправился восвояси, а кто-то пошел на покой в отведенные для того гостевые спальни. Леонид Ильич с Мавродитисом пошли играть в бильярд, юбиляр куда-то пропал вместе со своим охранником-азиатом, а мы с Родионом, не желая ни спать, ни уезжать, устроились курить на длинной застекленной галерее, на которой стояли низенькие мягкие кожаные диванчики и кадки с пальмами и другими экзотическими растениями между них. Я пила слабоалкогольный коктейль, Родион потягивал коньяк с лимоном.

Неподалеку от нас, как оказалось, сидели Анна Ивановна и Елена, жена Маминова. Мы с Родионом невольно стали свидетелями невинного разговора, в свете последующих событий получившего совершенно иное звучание.

Говорила Елена Маминова по-английски:

– А что же, я вполне довольна. Он дает мне достаточно денег, чтобы я могла их тратить. Нет, мама, он, конечно, хороший. Насколько вообще можно быть хорошим в той среде, в какой мы вращаемся. Мы с ним живем пять лет, так?

– Шесть.

– Ну, пусть шесть. И два года как он отошел от дел и стал, в сущности, простым рантье, которые живут на проценты. Да, за это время мы объездили весь мир. Да, ему есть чем оплачивать все то, что он имеет. Да, он поместил капитал сверхнадежно, удачно. Но он не любит рисковать. Он не задумывается над тем, что можно жить по-другому, а не по гарантии. Мавродитис предлагал ему вложить средства в какую-то транснациональную корпорацию. Алексей отказался: риск. А без согласия Алексея Мавродитис не наберет и миллиона. Все главные активы под контролем мужа, и он пальцем не пошевелит, чтобы…

– Лена! – перебила ее Анна Ивановна. – Я сто раз тебе говорила, что тебе не надо лезть в мужские дела. Он дает тебе деньги, много денег, а ты еще возмущаешься тем, что он получает их регулярно, более того, эта регулярность тебя даже бесит! Лена, я же говорила тебе, что женщина должна получать от жизни удовольствия, а не забивать себе голову разными глупостями.

– Мама, не хочу так жить! У него холодная кровь, у него рыбий темперамент, нет… ты не понимаешь. Ты сравниваешь его с папой, папа, конечно, урод и шут…

– Лена!

– …но все-таки он живой, мой папа, чувствуется, что он человек, что у него кровь в жилах, а не жабья слизь какая-то! – сорвалась на родной язык Лена и дальше продолжала на нем же: – А Алексей – он как мумия. Как мумия, которую на время извлекли из гробницы, где эта мумия… да, с дутым достоинством и многовековой спесью возлежала неисчислимое количество лет! Недавно он говорил со мной по телефону, когда я звонила ему из Ливерпуля, и знаешь, о чем мы с ним говорили? Ты думаешь, он хоть словом упомянул дочку, которую он бросил на руки этих нянек-мамок в дорогущем пансионате? Думаешь, он спросил про Маринку, свою сестру? Да нет! Он битый час рассуждал о том, как здорово развлекся Мишка Берг, прибегнув к услугам фирмы… фирма та – прогоревшая киностудия со своим инвентарем, реквизитом, актерами, декорациями! Делают постановки наживую! Сварганили этому Бергу точное подобие… как если бы он, партизан, напал на село, где расположился гарнизон фашистов! Берг там трахал какую-то шлюху…

– Лена, как ты можешь!..