Я вспомнила слово. Мужчины отправятся к Росвелл Лендингу, в четырех милях к востоку на берег реки. Там они будут ждать тех, кого созовут гонцы – мальчишки в рубахах с вышитым посланием на спинах. В Росвелл Лендинге они попытаются удержать противника так долго, насколько хватит пороха и патронов.

В кузне кипела работа: Гораций Брон переплавлял все железное, что мы могли найти, в пули для мушкетов. Женщины тащили сковородки, мужчины – гвозди, инструменты и подковы.

Женщины должны собрать детишек и ночью переправить их в Охотничий приют в восьми милях к юго-западу. Мы очень надеемся, что захватчики туда не дойдут, по крайней мере до весны.

Даррелл пойдет с мужчинами, мама останется здесь, чтобы лечить раненых. Мама – храбрая женщина. Вполне возможно, что захватчики доберутся до нее раньше, чем раненые. Она уже не молодая, но и не старая, и очень сильная. Когда она улыбается, ее можно назвать красивой. Я боюсь за нее.

Про меня все забыли, я могу делать все, что захочу.

Никто не ест. Никто не спит. Ты привел Джипа к нашему дому и привязал к дереву. Он выл полночи, пока я не вышла, не отвязала его и он не устроился у меня на коленях.

И вот наступило утро. Я подоила корову. Вымя набухло и явно болело. Про нее тоже забыли. Вот что делает война.

Я сняла сливки, собрала в лесу поздней черники и смешала в миске для Даррелла. А еще добавила сахара. К чему его сейчас беречь?

Я побежала за ним. Он все еще оставался в городе, ждал армию, как будто ей было откуда взяться.

Я тронула его за плечо. Он подпрыгнул и выставил вперед руки, готовый сражаться. Но это всего лишь была я. Даррелл сник. Я протянула ему миску.

Он посмотрел на меня и закрыл глаза руками. Я видела, как дрожат его губы.

Под недавно выросшими пшеничными усиками скрывалось все та же детская мордашка, которую я когда-то умывала и целовала.

Мне хотелось сказать ему: «Не ходи туда, братик, останься, беги отсюда. Поиграешь в солдатики как-нибудь в другой раз».

Он выпил сливки с ягодами, вытер губы и поцеловал меня. Я похлопала его по спине, взяла миску и отправила его на войну.

Ты был здесь, ставил так называемых бойцов в шеренги. Ружье болталось за плечом, к поясу был подвешен мешочек с порохом. По твоему приказу перемещались люди и орудия, где ты этому мог научиться? Твоя челюсть была решительно выдвинута, но в глазах сквозило беспокойство. Я запоминала твою осанку, походку, твои кивки и то, как поднимались и падали твои брови, когда ты говорил.

Ты стал командиром, и Росвелл тебе подчинялся. Отбросив всякие церемонии, женщины трогали тебя, желая удачи и благословляя того, кто ведет их мужей на войну. Осмелюсь ли и я дотронуться до тебя? Сердце неистово бьется в груди. Еще несколько шажочков – и я смогу прижаться к твоему рукаву. Сегодня никто меня за это не осудит.

Но ты засунул пальцы в рот и свистнул, бойцы выстроились в колонны. Все стали прощаться, и ты увел мужчин прочь из деревни. Женщины зарыдали в голос, стали обниматься и потихоньку расходиться по домам. Я повернулась и побежала по улице, чтобы поплакать в одиночестве.

Как-то давно Даррелл прочитал маме об одной французской девушке. Она услышала ангельские голоса, сказавшие ей, что она должна спасти свой народ от англичан. Она переоделась в мужскую одежду и стала пламенно призывать народ подняться на войну. Собрав армию, она победила захватчиков во имя любви к родине. За свою смелость и страсть позже она была объявлена еретичкой и ведьмой и сожжена на костре.

Разве я люблю тебя меньше, чем она свою родину?