Квартира нашлась, нашлась и работа. Полгода было все ничего. Маленький Вася мог поздороваться на трех языках – русском, грузинском и осетинском. Засыпал под «Сулико» или «Тбилисо», как будто его выключали кнопкой, а под мое «Ай люли-люленьки, прилетели гуленьки» морщился. Не плакал, просто морщился. Очень выразительно. Хотя я в хоре пела много лет.

Плохо стало, когда в Москве произошел теракт. Тамару Георгиевну стали останавливать в метро и проверять регистрацию. А хозяйка съемной квартиры просто позвонила и велела убраться в течение суток.

Тамара Георгиевна поселилась у нас – в гостиной, на мягком диване. Вставала рано – раньше нас – и к моменту нашего подъема сидела на убранном диване с книжкой в руках. Мы собирались и убегали на работу. Так что никто никому не мешал. Мы только двери, до этого никогда не закрывавшиеся, научились закрывать. Муж тоже не возмущался. Он всю жизнь прожил с родителями за символической перегородкой – китайской ширмой. Нормально. Так многие живут.

А потом в Москву на практику захотела приехать Лялечка. Ее у нас мы поселить не могли. И сестра Тамары Георгиевны тоже не могла. Тамара Георгиевна вышла на новый круг – агентство, поиск квартиры…

Помогла моя мама. Мама всегда кидается на помощь, а потом зарекается это делать. Она уболтала агентшу, пообещала за квартиру на двадцать долларов больше и нашла в один день. Еще мама отдала Лялечке мои вещи, хранившиеся в чемодане на антресолях и ставшие мне необратимо малы. Лялечка крутилась перед зеркалом в моей бывшей комнате, Тамара Георгиевна плакала от благодарности на кухне.

Мы расстались по обоюдному согласию, но не смогли обойтись без перечисления списка накопленных обид.

Я не могла сказать этой интеллигентной, образованнейшей женщине, что в ее обязанности няни входит влажная уборка детской комнаты. Мне было неудобно. Удобнее было прийти с работы и вымыть пол за детской кроваткой.

Телефонные переговоры с Лялечкой я не слышала – я платила по счетам. Но Тамара Георгиевна мне рассказывала, о чем и сколько раз поговорила с дочкой. Все честно.

Она давно перестала печь пироги и при мне на ужин дала Васе вареное яйцо. Наверное, яйцо стало последней каплей. В этот момент я вспомнила, что Тамара Георгиевна – няня и получает за свою работу деньги.

Хотя нет, не яйцо. А то, что Вася перестал улыбаться. Без повода. Просто так. Вообще-то он улыбчивый мальчик.

Тамара Георгиевна сказала, что решила вернуться домой – в Киров. К семье. Когда собирала чемодан, сказала, что во всем виновата моя мама, которая сняла ей квартиру за другие деньги. Не те, на которые Тамара Георгиевна рассчитывала. Сказала, что я заставляла ее гулять с ребенком, когда она была больна. Что я плачу ей меньше, чем платят остальным няням в нашем районе. Я плакала в гостиной, а мой муж вызывал такси нашей няне. Донес чемодан до машины и заплатил. Он удивительный человек. Я бы так не смогла.

Тамара Георгиевна написала мне эсэмэску – поздравила Васю с днем рождения. Я ответила одним словом: «Спасибо». Больше мы не общались.

Я все знаю про климактерический период у женщин. Обеим няням я покупала таблетки от менопаузы. Это очень тяжело наблюдать. Приливы, отливы. Открытые форточки, закрытые форточки. Хорошее настроение, слезы… И когда снова пришла в агентство, попросила найти мне молодую.

Даша сбежала в Москву от мужа. Муж, ребенок и мама остались в Волжске, а Даша приехала к тетке в Москву. То есть сначала Даша отвезла ребенка к маме, сказала мужу все, что хотела, а потом уехала. Проблем с жильем не было – Даша жила у тетки. За угол мыла квартиру и готовила. С работой оказалось сложнее. Работодателей устраивало все – педагогическое образование, опыт работы в школе преподавателем русского и литературы. Не устраивал один пункт – дата рождения. Даша казалась работодателям, а точнее работодательницам, слишком молодой и слишком привлекательной. Работодатели были как раз не против.